Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон Страница 10

Страшась теперь лукавить, Бранд отвечал просто и правдиво:

— Они бросили его в яму к гадюкам, в змеиный погреб, orm-garth. Мне известно, что там у них что-то не сладилось — сначала змеи никак не могли укусить Рагнара, потом, как мне сказали, он сам начал кусать и убивать их. Но в конце концов они все же сумели укусить его. От этого он и умер. Смерть была медленной, и на теле не осталось ни единой отметины от оружия. В Вальгалле не смогут им гордиться.

На лице человека со странным взором не дрогнул ни один мускул. И вот наступил миг ожидания, бесконечный миг ожидания. Воины сверлили его своими взглядами, гадая, выкажет ли он свое отношение к услышанной вести, обнаружит ли изъян в выдержке, как то произошло с его братьями. Но этого не случилось. Наконец он расправил плечи, выпрямился, отшвырнув пику, на которую опирался, ближайшему к себе викингу, заправил под перевязь большие пальцы и приготовился говорить.

Внезапное урчание, которое издал тот самый наблюдатель, обратило на него всеобщее внимание. Не говоря ни слова, он приподнял пику, которую в него только что бросили. На ее прочном ясеневом древке видны были бороздки, отметины, оставленные неистовым сжатием. Воины одобрительно загудели.

Бранд поспешил воспользоваться замешательством, заговорив первым. С задумчивым видом покрутив ус, он промолвил:

— Но потом случилось еще кое-что…

— Говори.

— Уже покусанный змеями, в последние мгновения перед смертью, Рагнар заговорил. Они, конечно, ничего не поняли, ибо говорил он на нашем языке, на norroent mal, но кто-то расслышал эти слова, передал другому, а в конце концов, по счастью, дошли они и до моих ушей. У меня и впрямь нет ни приглашения, ни грамоты, как ты только что сказал; а все-таки мне пришло в голову, что тебе могло бы быть любопытно это узнать…

— И что же сказал старик, когда умирал?

Голосом громким и звонким, облетевшим все помещение, как герольд, возвещающий о приближении недруга, Бранд возвестил:

— Он сказал: «Gnythja mundugrisir efgaltar hag vissi».

В этом случае переводчика не потребовалось. Все присутствующие знали, что сказал старый Рагнар.

«Если б поросята узнали, как издох старый боров, как бы они захрюкали!»

— Вот потому я здесь без приглашения! — громко и яростно прокричал Бранд. — Хотя многие твердили мне, что это может мне дорого обойтись. Но я — человек, которому ублажает слух хрюканье. И я пришел, чтобы увидеть поросят. А если верить людям, вы и есть те самые поросята. Ты, Хальвдан Рагнарссон, — он кивнул человеку с ножом. — Ты, Убби Рагнарссон, — взмах в сторону второго игрока в шашки. — Ты, Ивар Рагнарссон, которого все узнают по цвету волос. И ты, Сигурд Рагнарссон. Понимаю теперь, почему люди называют тебя Orm-i-auga, Змеиный Глаз… Я не рассчитывал порадовать вас этой вестью. И все же, надеюсь, вы согласитесь, что ее нужно было до вас донести.

Теперь уже все четверо были на ногах и глядели на него в упор. От притворного безразличия не осталось и следа. Они закивали, показывая, что вполне осознали смысл сказанного. Мало-помалу лица всех четырех стали складываться в гримасу, обретая при этом совершенно одинаковое выражение и заставляя впервые уверовать в то, что все четверо — братья, одна семья, сыновья одного отца. Сверкнуло четыре одинаковых оскала.

В те дни у монахов и прочего монастырского люда была такая молитва: «Domine, libera nos a furore погтаппогит» («Господи, избави нас от неистовства норманнов»). Глядя сейчас на эти лица, любой здравомыслящий монах немедленно бы добавил: «Sed praespere, domine, a humore еогит» («Но особенно, Господи, от их веселья»).

— Да, эту весть ты должен был до нас донести, — произнес Змеиный Глаз. — И мы благодарим тебя за это. Поначалу мы решили, что ты, возможно, желаешь что-то от нас утаить. И поэтому ты мог подумать, что мы не очень с тобой любезны. Но слова, которые ты произнес в конце… О, то был голос нашего отца. Он знал, что кто-то должен их услыхать. Он знал, что кто-то донесет их до нас. И знал, что мы станем делать. Правду я говорю, мальчики?

Взмах руки, и кто-то выкатил вперед здоровенную колоду, спиленный дубовый пень. Все четверо поднатужились, и колода с грохотом встала на пол. Сыновья Рагнара обступили ее и обвели взглядом своих воинов. Затем каждый поднял ногу и водрузил ее на колоду. Теперь, следуя правилам ритуала, все четверо заговорили одновременно:

— Мы поставили ноги на эту колоду и во всеуслышание клянемся, что…

— …покорим Англию, чтобы мстить за нашего отца, — так сказал Хальвдан.

— …пленим короля Эллу и казним его страшными пытками, — то были слова Убби.

— …поразим всех английских королей и сделаем их своими вассалами, — произнес Сигурд Змеиный Глаз.

— …обратим нашу месть на черных ворон, христианских жрецов, что измыслили orm-garth, — сказал Ивар.

Закончили же они вновь сообща:

— …если же отступим мы от этих слов, пусть отвергнут и презрят нас боги Асгарда, чтобы не встретиться нам с отцом нашим и предками в их чертогах…

Как только они умолкли, мутное от дыма пространство наполнилось ликующим ревом, что издал в унисон весь пиратский флот — четыре сотни глоток ярлов, знатных дружинников, шкиперов, рулевых. А снаружи рядовые обитатели их шатров и палаток в радостном исступлении поздравляли друг друга ударами по плечу. Они знали, что решение принято, что замышляется большое дело.

— А теперь, — возвысил голос Змеиный Глаз, перекривая толпу, — втащите-ка столы, уставьте их снедью. Не может сын наследовать отцу, пока не отопьет похоронного эля. И мы справим арваль, будем пить, как герои! А утром мы поднимем на ноги воинов, снарядим корабли и пойдем на Англию, которая отныне никогда не сможет ни забыть нас, ни уплатить нам свой долг!.. Но сейчас мы будем пить. Садись и ты. чужеземец, отведай наших харчей и поведай нам, что еще знаешь ты о нашем отце. Когда Англия станет нашей, мы приглядим там тебе теплое местечко.

* * *

А далеко-далеко от тех мест Шеф, смуглый паренек, пасынок Вульфгара, лежал, уткнувшись головой в убогий соломенный тюфяк. Туман все еще стелился по сырой земле Эмнета, и одно лишь тощее латаное одеяло оберегало от него Шефа. Внутри срубленного из добротного леса дома спал его отчим, Вульфгар, обласканный, а может быть, и любимый его матерью, леди Трит. В соседней от родителей комнате спал в теплой кровати Альфгар. Там же спала Годива, дочь Вульфгара, прижитая им от наложницы. Чем только не ублажали они желудки после возвращения домой Вульфгара — вкушали жареное и вареное, печеное и настоянное, гусей и уток с фенов, щук и миног из речек.

Шеф же съедал ржаную кашу и отправлялся в одинокую хибарку близ кузницы, где он работал, чтобы его единственный друг мог перевязать ему свежие рубцы. Теперь он метался в объятиях сна. Если только это можно было назвать сном.

* * *

Где-то на краю мира увидал он темное, освещенное разве что багровым небом поле. На поле в беспорядочные кучи были свалены шкуры, лоскутья ткани, скелеты; через прорехи некогда роскошных нарядов проглядывали черепа и ребра. Вокруг куч, подскакивая, роилось полчище птиц. То были огромные черные птицы с черными клювами; они с бешенством вонзали клювы в глазницы, долбили ими по костям в надежде оторвать лакомый кусочек мяса или мозга. Но все тела были общипаны уже несметное количество раз, кости рассохлись; и тогда птицы, громко каркая, начинали клевать друг друга.