Наизнанку. Личная история Pink Floyd - Ник Мейсон Страница 10

В клубе «UFO», в очках «Оливер Голдсмит». В один прекрасный день мы все отправились в магазин «Оливер Голдсмит» в Сохо (по-моему, это Сид предложил) и накупили себе очков – каждому своей формы, размера и цвета.

Когда после летних каникул 1966 года члены группы The Pink Floyd Sound воссоединились в Лондоне, Питер Дженнер все еще желал с нами встретиться. Наконец он пришел на Стэнхоуп-Гарденз и заявил: «Наш лейбл будет счастлив вас подписать». Роджер сказал ему, что лейбл нам без надобности, зато нужен менеджер.

Питер и Суми Дженнер в день их свадьбы в августе 1966 года.

Это событие мгновенно воспламенило наши смутные фантазии об успехе – все те мечты, которые в ином случае к концу лета могли и испариться. Настойчивость нового знакомого слегка нас удивляла, но мы готовы были ухватиться за любую возможность и в конечном итоге согласились с тем, что Питер и его партнер Эндрю Кинг станут менеджерами группы. Эндрю Кинг припоминает, как в ходе этой дискуссии я сказал: «Все равно к нам в менеджеры никто не хочет, так что валяйте…» Мы считали, это существенный шаг вперед – у нас появлялся шанс получить то, что было нам необходимо, если мы хотели превратиться из любителей в профессионалов: регулярные выступления, гарантию оплаты, определенный уровень доверия и кое-какую приличную аппаратуру.

Питер и Эндрю знали друг друга еще со школьной поры в Вестминстере. Их отцы были викариями: когда Эндрю перешел в выпускной класс в школе, его родителям пришлось переехать из Лондона, и они решили найти добрый христианский дом, где их сын смог бы остаться на время учебы. В результате Эндрю поселился у Дженнеров в Саутхолле, в доме викария церкви Святого Георгия. Питер был на год младше Эндрю, так что по школе они друг друга толком не знали, однако жили в одном доме, и у них сложились похожие интересы. Увы, не припомню, чтобы группа получала духовные наставления от нечестивого союза, который породила их дружба. Впрочем, Эндрю замечает, что пастырская забота – полезное орудие менеджмента в музыкальной индустрии: «В доме викария надо быть готовым ко всему и привечать всех, кто постучится в дверь».

Эндрю Кинг – очевидно, еще не очень виртуозный фотограф.

В год паузы между вступительными экзаменами в Оксфорд и Кембридж и осенним началом учебы Эндрю и Питер, прибегнув к помощи других клерикальных знакомых (на сей раз епископальных), отправились в Штаты, где полгода проработали на винокуренном заводе в городе Пекин, штат Иллинойс. Оттуда можно было запросто выбираться в Чикаго по выходным, и они впитывали богатую смесь электрического блюза, джаза и госпелов.

Учась в университетах (Питер в Кембридже, Эндрю в Оксфорде), эти двое поддерживали постоянный контакт. Когда Питер решил стать нашим менеджером, он обратился к старому другу Эндрю – за помощью, а также за наличкой. Эндрю работал в компании, внедрявшей научные принципы в образование, – там разрабатывали машину, которая предлагала ученикам выбирать ответы из нескольких вариантов, нажимая на кнопки. Эндрю написал для этой машины программу по термодинамике (о которой имел крайне поверхностное представление), и начальство одолжило его Британской европейской авиакомпании – помогать с мотивацией тамошнего персонала. Обе компании полагали, что Эндрю находится в конторе другой, а тот, скорее всего, валялся в постели или мастерил оригами из папиросных бумажек «Ризла»… Ни сотрудники авиакомпании, ни сам Эндрю так и не изыскали в себе хоть какую-нибудь мотивацию, и звонок Питера показался Эндрю куда более привлекательным предложением.

Питер вспоминает: «Мы были добрыми друзьями, вместе побывали на куче концертов. Мы подумали: „А давай-ка станем менеджерами группы. Может, будет интересно“. Эндрю ушел со своей должности и не работал, я по-прежнему считал, что это занятное хобби». Вместе они основали фирму Blackhill Enterprises, названную в честь Блэкхилл-Фарм, собственности в Брекон-Биконз, купленной Эндрю на какие-то унаследованные деньги. Остаток наследства поделили поровну между потребностями разгульной жизни и жизненно необходимой аппаратурой для The Pink Floyd Sound.

Ранее, в тех редких случаях, когда нам реально платили за выступления, гонорары уходили на модернизацию нашей аппаратуры: Роджер заполучил бас Rickenbacker, а я сменил свой самодельный комплект ударных на барабанную установку Premier. После расставания с Крисом Деннисом и его комбиком нам приходилось либо заимствовать аппарат, либо пользоваться теми, что были в залах, а у них обычно было такое качество звука, что побрезговал бы даже диктор на железнодорожной станции. Blackhill немедленно исправил ситуацию – нас отвели на Чаринг-Кросс-роуд, где мы купили колонки Selmer и новые усилки для баса и гитары.

Первоначально Питер намеревался управлять компанией DNA, читать лекции и быть нашим менеджером, тогда как Эндрю занимался бы только нами, но, когда стало ясно, что о DNA можно забыть, Питер тоже сфокусировался на нас. Из них двоих Питер был пройдохой (и дипломатом), который умел договориться о чем угодно. Питер характеризует себя как «первосортное трепло», добавляя: «Таким я и остался!» У него был еще один плюс: связи с андерграундной сценой. Эндрю был куда легче в общении, с ним было весело, но его слишком тянуло увлекательно проводить время, и порой он бывал ненадежен. Однако он категорически опровергает миф о том, что весь наш наличный сбор за один скандинавский тур исчез после особенно весело проведенной ночи. На самом деле, говорит Эндрю, он просто вытаскивал деньги из кармана и несколько крон укатилось в канализацию. Ему не повезло, что орлиный глаз Роджера это подметил.

Если не считать полугода в Иллинойсе, когда Питер и Эндрю наблюдали за музыкальной сценой Чикаго в действии, никакого опыта в музыкальном бизнесе эти двое толком не имели. Однако, на наш еще менее опытный взгляд, им хватало связей, чтобы найти нам постоянный ангажемент и вести переговоры с фирмами грамзаписи. Мы сами для таких переговоров категорически не годились: ослепленные грезами о синглах на первых строчках чартов, мы бы за жалкие гроши подписались на первое же предложение. Питер и Эндрю, прежде чем согласиться, хоть поколебались бы для вежливости.