Операция "Антарктида", или Битва за Южный полюс - Ольга Грейгъ

Любая крупная авантюра должна иметь тайну. Но тайну очевидную, громкую, скандальную. Для этого и существуют средства массовой информации, сосредоточенные в руках главных мировых авантюристов. Вброшенная в СМИ со слов «одного высокопоставленного чиновника, пожелавшего остаться инкогнито», или как очередной эксклюзив открытая всему миру тайна легко затмевает скрытую ото всех авантюру. О, как мельчает фигура Шекспира на фоне первополосных материалов, нарекающих кого героем, кого злодеем, кого пророком наступающих бедствий; как растворяется до микрофигуры сей драматург за спиной Невидимого, Неизвестного Мастера небывалых постановок, влияющих на судьбы всего человечества, а то даже и Галактики (!)… Да, прав был сказавший, что в печатной краске поселился дьявол.

Не об этом ли рассуждал, сидя в скверике на Ластовой площади города Севастополя, капитан 1-го ранга Иван Михайлович Румянцов? Несколько месяцев назад он вернулся из очередной командировки, с очередного задания, где чуть было не погиб от рук вьетконговцев. После изощренных пыток его обессиленное и окровавленное тело бросили в Меконг, на съедение крокодилам. Но он выжил. Он вышел на связь и его самолетом доставили домой. Длительное лечение, двухмесячная реабилитация в сочинском санатории, и еще две недели отпуска в любимом городе, бывшим по тем временам «закрытым». Его пребывание в Севастополе заканчивается, пора возвращаться в Москву, он – в мыслях оттягивая возвращение, – знает, что оно неизбежно, и потому пришел попрощаться с кораблями, стоявшими на рейде Севастопольской бухты, некогда открытой талантливым русским моряком вице-адмиралом Клокачевым и носившей тогда красивое название Ахтиарская…

В бухте сновали пассажирские катера на Северную и в Инкерман, командирские катера «стрижи» и баркасы с офицерами и матросами. И тогда он подумал невозможное: что если б он получил назначение на флот, то вот так бы и служил на одном из этих кораблей. Но он, начавший учебу в военно-морском училище, закончил ее, будучи чужой волей забран в Военно-дипломатическую академию, а затем стал служить в аппарате ЦК у всесильного, всемогущего Арсения Алексеевича Архимандритова. Прозываемого за глаза тишайшими, трепещущими голосами Папа Сеня, а еще – Папа Сатана.

Один из «стрижей» направился мимо Госпитальной стенки в сторону Угольной и, не доходя, остановился у причала Корабельной стороны. С белоснежного красавца прытко выскочили несколько молодых офицеров. Румянцов проводил их взглядом, подавляя бессознательное чувство зависти. Словно влитой в серебристо-стальное пространство воды притягивал взоры, вызывая восхищение «Комсомолец Украины»; уникальный корабль 61-го проекта, получивший название поющий фрегат из-за издаваемого при движении звука. Полюбовавшись архитектурными очертаниями больших противолодочных кораблей и эсминцев, стоявших на рейде крейсеров «Адмирал Ушаков», «Дзержинский», флагманом флота крейсером «Михаил Кутузов» и крейсером «Слава», каперанг Румянцов вдохнул полной грудью свежий морской воздух, собираясь уходить. Он знал о каждом из этих кораблей, об их истории, пожалуй, много больше, чем служившие на них моряки. Потому что он, волей судеб причастный ко многим тайнам, познавал, впитывая сокрытое, скрываемое ото всех, как губка впитывает воду…

Выйдя из троллейбуса у Приморского бульвара, Иван Румянцов направился по проспекту Нахимова, как вдруг понял, как кто-то, желая его остановить, бросился навстречу с криком: «Иван, подожди!». Тот, к кому адресовалось обращение, не оглянулся, а, продолжая идти, мгновенно высчитывал, где он слышал этот голос. Интуитивно почувствовав, что позвавший уже нагоняет и протягивает руку, чтобы прикоснуться, Иван сделал движение в сторону, тут же развернувшись.

– А, Арнольд Николаевич, здравствуйте, сто лет мы не виделись с вами.

– А ты, наверное, в отпуске? – не переводя дух, спросил догнавший.

– Ну, в общем-то, да. Только вот отпуск подошел к концу.

Известный в московских кругах критик, как он представлялся, «критик областных театров» Арнольд Николаевич Карно слыл любителем летнего отдыха у крымских берегов. Чаще всего он приезжал на юг в составе киноэкспедиций, куда собирались люди, причастные к кино или театру. Арнольд Николаевич ничего конкретного в поездках не делал. Его роль обычно сводилась к обольщению местных красавиц, страдающих по кинозвездам советского кино. А еще авторитет седовласого, чуть курчавого, с коровьими глазами и обаятельной широкой улыбкой критика держался на его обещаниях некоторым второстепенным сотрудникам экспедиции помощи, либо в расширении жилплощади в Москве, либо приобретении авто или дачи. В подобных разговорах он намекал на связи, показывал пальцем в неопределенную пустоту, как бы давая понять, что уровень его связей значителен.

Сейчас, идя со стороны местного театра, он, увидев проходящего морского офицера, резко бросился вдогонку. Встреча могла быть как случайной, так и спланированной, – о чем знал капитан 1-го ранга Румянцов, а потому практически никогда не расслаблялся.

– А как поживает наш знакомый? – почти запанибратски, с театральным пафосом, спросил Карно. Уже самим этим глупейшим вопросом и наигранной наивностью он пытался показать свою причастность к великим деятелям, а именно, к одному великому деятелю – к Арсению Алексеевичу Архимандритову.

– Ну, об этом, Арнольд, вы спросите общего знакомого. Если встретитесь с ним.

– О да, когда-то он со мной встречался, как сейчас с тобой. Я даже сказал бы… чаще.

В его словах звучало явное хвастовство. Хотя бы потому, что Иван Михайлович знал из архивных данных о степени сотрудничества Арнольда Карно с ведомством секретаря ЦК Архимандритова и его вкладе в советский Агитпроп. Впрочем, хвастовство служителя, еще по молодости прочно ухватившегося за прозрачную накидку Мельпомены, мало действовало на нервы каперанга. Разница в возрасте и пережитые Арнольдом Николаевичем годы войны обязывали Ивана уважительно относиться к нему. Карно, как считали многие в его окружении, нигде не работал, а жил на широкую ногу; даже распускали злые слухи, что надо бы Арнольда, «этого бездельника» посадить в тюрьму за тунеядство. Но Румянцов знал твердо, – Карно нельзя отнести к категории жуликов и прохвостов, и он заслуженно получает свою пенсию. Хорошую пенсию, в соответствии с вкладом и пользой, которую он принес стране, сотрудничая с ведомством Архимандритова. Но о его заслугах мог знать лишь очень узкий круг людей, которые… не вращались в среде обитания Арнольда Карно.

Сославшись на придуманное свидание, Румянцов избавился от сопровождавшего его критика, а через сутки выехал в Москву.

Он даже не мог предположить, что вскоре они встретятся вновь. Это потом – спустя годы – он, уже сам искушенный во всех тонкостях и нюансах своей работы, будет знать, что все, даже самые обыденные встречи осуществляются преднамеренно, если объект чьего-то интереса – он сам.