Фонвизин - Михаил Люстров

Моей маме — Елене Марковне Люстровой

Во время своего краткого, но чрезвычайно плодотворного пребывания в Петербурге гоголевский кузнец Вакула успел встретиться с величественным Потемкиным и неназванным человеком «с полным, но несколько бледным лицом, которого скромный кафтан с перламутровыми пуговицами показывал, что он не принадлежал к числу придворных». Малоосведомленному читателю, не увидевшему за этим описанием известный портрет Фонвизина и не узнавшему по почтительно-остроумному ответу государыне величайшего русского сатирика, прямо указывается, что потрясенный кузнец имел счастье познакомиться с автором «Бригадира». А имя автора «Бригадира» известно или должно быть известно любому отечественному читателю.

Напудренный парик, перламутровые пуговицы, болезненная бледность, следствие постоянных мигреней, сквозящее в каждой оброненной фразе редкое чувство юмора и отмеченный самой Екатериной несравненный талант чтеца — вот набор примет, из которых строится хрестоматийный образ «отца русской комедии», «северного Мольера» Дениса Ивановича Фонвизина. Кажется, расширить этот перечень нет никакой возможности, и один из самых открытых и искренних людей екатерининского царствования навсегда останется едва ли не самым загадочным персонажем в истории русской культуры XVIII века, персонажем, о котором за последние 200 лет сказано чрезвычайно много, хорошо и правильно, но все-таки недостаточно и подчас откровенно неверно.

Жизнь Фонвизина не богата событиями: он не участвовал ни в войнах, ни в революциях, не занимал высоких государственных постов, был верным секретарем опального министра, любящим мужем, почтительным сыном и заботливым братом, в меру способностей, но без особого успеха вел коммерческие дела и с большой охотой путешествовал по Европе. Однако благодаря необыкновенному сатирическому дару, живости характера и природной наблюдательности Фонвизин стал одним из ярчайших деятелей Екатерининской эпохи, в определенном смысле — ровней своему однокашнику светлейшему князю Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому.

Неоднократно отмечалось, что Фонвизин-комедиограф несомненно масштабнее своих коллег и современников-драматургов, что он зачинатель традиции и новатор. Нас же интересует не столько специфика литературного таланта Фонвизина, не столько этапы его творческой эволюции, сколько внутренний мир и обстоятельства жизни одного из самых интересных и умных людей России второй половины XVIII века, весельчака, ворчуна и «страдальца».

Несмотря на не оставляющую биографов и исследователей творчества Фонвизина надежду обнаружить его утерянные рукописные фонды, количество известных работ писателя долгие годы остается неизменным. Поэтому нам приходится обращаться к хорошо известным архивным и печатным источникам, перечитывать изданные письма, а с ними — оригинальные и переводные тексты, бесспорно принадлежащие перу Фонвизина, и таким образом стараться понять человека «в скромном кафтане с большими перламутровыми пуговицами».

А понять его очень не просто. Ведь даже названия знакомых каждому школьнику комедий Фонвизина нуждаются в специальном историческом комментарии. Что означает слово «недоросль», кто такой бригадир — ясно далеко не всякому читателю. Что же говорить о содержании комедий, где особого анализа требует едва ли не каждая реплика персонажей, где безграмотная Простакова цитирует героев Вольтера, а Иванушка повторяет рассуждения персонажей комедий Хольберга и Готшеда, где порочные герои неверно толкуют неизвестные современному зрителю указы о лихоимстве или о дворянской вольности. Не всегда понятно, что именно пленяло зрителя того времени в сатирических пьесах «русского Мольера». Ведь за те годы, что комедии Фонвизина ставятся на сцене, вкусы публики сильно изменились: по словам самого автора, своим успехом его «Недоросль» обязан бесконечным нравоучительным разговорам Стародума с добродетельными персонажами, а не уморительно смешным разглагольствованиям Скотинина и Митрофана. В ту эпоху с удовольствием читали длинные рассуждения о пользе добродетели, а звериная грубость отрицательных фонвизинских персонажей вызывала недоумение. «Почтенный Стародум, / Услышав подлый шум, / Где баба непригоже / С ногтями лезет к роже, / Ушел скорей домой. / Писатель дорогой! / Прости, я сделал то же», — писал после просмотра знаменитой комедии автор изящной «Душеньки» Ипполит Богданович.

Однако главная черта литературных сочинений Фонвизина в объяснении не нуждается. Его остроумие удивительно, шутки остры и блестящи, языковое чутье феноменально, насмешливый тон не может не подкупать. Ирония пробивается в самых серьезных и пронзительных произведениях Фонвизина и побеждает пафос. Такова стихия этого удивительного человека: острослова, рассказчика и пародиста.