Автопортрет, или Записки повешенного - Борис Березовский

С тех пор как Борис Абрамович Березовский поселился в Лондоне на правах политэмигранта, шагреневая кожа его жизни с каждым годом сжималась всё больше и больше. С момента, когда его кремлевские друзья и союзники стали сначала бывшими друзьями, а затем и заклятыми врагами, дни Березовского были сочтены, и не так уж важно, в конце концов, отчего именно он умер: от самоудушения или в результате убийства. И в том и в другом случае это была насильственная смерть.

Я познакомился с Березовским в 1998 году, когда прилетел в Москву писать его биографию. С тех пор я написал и опубликовал много книг, в том числе и о современной России. Но биография Березовского написана мною не была. Вечно бегущего, вечно спешащего, вечно летящего Березовского не так легко было заставить позировать для книги. Больше всего поэтому я любил оказываться в его самолете: в замкнутом пространстве, один на один. Телефоны отключены. Двери закрыты. Деться ему от меня некуда. Приходится рассказывать.

Очень скоро стало ясно, что при жизни Березовского биография его мной написана быть не может, потому что я стал человеком, которому Березовский в плане личном абсолютно доверял. Волей-неволей я оказывался посвященным в вопросы, о которых при жизни героя не напишешь. А тему смерти мы не обсуждали – не касались этого никогда, – хотя часто обсуждали вопросы безопасности и покушений – прошлых и возможных будущих.

Березовский был очень разным: очаровательным и неприятным; грубым и нежным; расточительным и скупым; счастливым и недовольным. Я пытался как-то систематизировать для себя поведение этого сложного неоднозначного человека и ввел шкалу, которая мне показалась самой точной: я понял, что измерять Березовского нужно в количестве удовольствия, которое он получает от того или иного действия. Введя единицу измерения «один кайф», я наконец-то хоть что-то стал понимать в Борисе Абрамовиче. Например: выпить бутылку дорогого вина в хорошем ресторане – 1 кайф. Дать интервью иностранному телеканалу – 10 кайфов. Переспать с молоденькой девушкой – 50 кайфов. Пожертвовать три миллиона в фонд Сахарова – 30 кайфов. Образовать политическую партию «Либеральная Россия» – 40 кайфов. Поставить президента России – 200 кайфов. Снять президента России – ну, до этого дело так и не дошло, так что это число осталось неизвестным, но понятно, что оно тянуло бы на 1000 кайфов.

Больше всего Березовский любил побеждать. В предполагаемую победу он верил абсолютно. Сказать, что он был оптимистом, – не сказать ничего. Он слепо и тупо верил в победу, не допуская мысли о возможном поражении. Всегда. И тогда, когда это было очевидно. И тогда, когда затеянный проект был обречен, не имел даже ничтожного теоретического шанса на успех.

Для Березовского никогда не существовало морали (наверное, это главное, что мне мешало). Просто понятия не было такого в его организме. По той же причине его всегда окружало большое количество проходимцев, в которых он нуждался, так как они умело обслуживали его с точки зрения получения им столь необходимого ему кайфа. Без дозы кайфа он действительно не мог существовать, ему сразу становилось скучно. Скуки же он не терпел. Мне часто казалось, что ему было скучно даже спать, и поэтому он спал мало, думаю, что часа четыре в сутки, не больше, причем сутки не состояли у него из дня и ночи, как у большинства людей. Ночью Березовский функционировал так же, как и днем. Имея свой самолет, он часто вылетал куда-нибудь среди ночи. Я, сонный, тащился в аэропорт и думал: ну, почему, имея свой самолет, нельзя вылететь в нормальное время суток? Ну какой в этом смысл? Зачем будоражить среди ночи абсолютно всех? Вопросы эти были для меня риторическими, потому что я знал ответ: вылететь на своем самолете – 15 кайфов. Но вылететь среди ночи, когда это всем неудобно, и прилететь на место в пять утра, чтобы принимающая сторона тоже не спала ночь, – уже 18 кайфов. А 3 кайфа просто так на дороге не валяются.