Триумф Сета - Жеральд Мессадье

Воспользовавшись моментом, лев неожиданно завалился на спину и стал крутиться, стараясь потереться гривой о ноги своей госпожи Анкесенамон. Он запрокинул голову с открытой пастью и не сводил с нее влюбленных глаз. Перебирая лапами, он урчал от удовольствия.

Небо было безмятежным. Легкий, как девичье дыхание, ветерок прошелся по террасе дворца Фив, приподняв подолы платьев находящихся там женщин, — трех придворных дам и царицы Анкесенамон. Держа в руках кубки из синего сирийского стекла, филигранно отделанные золотом, они смаковали гранатовый сок и обсуждали новости двора и городские сплетни.

Улыбаясь, Анкесенамон наклонилась к зверю и слегка коснулась рукой его морды. Лев лизнул изящную кисть, тронул языком массивное золотое кольцо, подарок Тутанхамона: скарабей из бирюзы, несущий на спине двойной картуш с именами царя и царицы.

— Это животное предано тебе как собака, — заметила Первая придворная дама.

— Он меня вылечил, — откликнулась Анкесенамон.

Она имела в виду ту ужасающую слабость, что овладела ею после известия о смерти ее возлюбленного Пасара, после чего у нее случился выкидыш. Пасар погиб в результате несчастного случая, подстроенного во время царской охоты. [1]Получив согласие лекаря Сеферхора, ее кормилица Сати, служительница Кобры, привела к изголовью царицы одного из двух содержавшихся в питомнике львов. Вскоре об этом стало известно всему двору. Разумеется, в присутствии царицы никогда не говорили о постигшем ее несчастье, чтобы не вызывать у нее печальных воспоминаний.

— Доброта Секмет безгранична, — произнесла одна из придворных дам.

При упоминании имени богини с лица Анкесенамон сошла улыбка. Она задумалась о тайнах богов. Львица Секмет была богиней мщения, а последние годы царство потрясали преступления, вызывавшие у Анкесенамон отвращение. Неужели все это происходило с благословления Секмет? Может быть, она послала одного из своих сыновей царице в утешение?

Но как бы иначе она смогла утешиться после столь печальных событий?

Жрецы древних культов отомстили ее отцу Эхнатону за предание их забвению — он надеялся, что пески пустыни поглотят их вместе с богами. Он умер. Месть жрецов? Военных? Самой Секмет? Нефертити, ее мать, отомстила сводному брату и фавориту своего супруга Сменхкаре и стала бороться за власть. Причиной ее смерти стал яд. Поцарствовав семнадцать месяцев, Сменхкара последовал за нею в могилу — он тоже стал жертвой отравления. Пыталась ли отомстить ее сестра Мекетатон? Старшая сестра Меритатон испытывала к ней неприязнь, поскольку Мекетатон считала, что она соучастница отравления Нефертити; как бы то ни было, Меритатон исчезла. [2]А кто отомстил Сменхкаре, ей было доподлинно известно: ее собственный дед Ай, жаждавший оказаться на троне. Но преемником Сменхкары стал Тутанхамон. И кто же отомстил ему? Опять Ай.

Действительно ли Секмет была ее защитницей?

Она вспомнила, в каком гневе пребывала Меритатон, когда по возвращении в Ахетатон обнаружила следы проведения магических обрядов, которые совершались, очевидно, по настоянию Мекетатон и были направлены против нее и ее супруга Сменхкары.

Колдовские чары оказались действенными: Меритатон и ее любовнику пришлось бежать — только так они могли спастись.

Она была слишком молода, чтобы поддаться всепроникающему ужасу, который воцарился во дворце. Частая смена власти превратила людей в хищников. Любой конфликт заканчивался смертельным поединком. Только сейчас, став вдовой после смерти Тутанхамона, она это поняла. Но она овдовела дважды — ведь она потеряла и Начальника конюшен Пасара — друга детства, а затем ее любовника. Горячо любимый Пасар, пусть твоя вечная жизнь будет спокойной!

«Я потеряла саму себя», — подумала она.

Наконец Ай сел на трон, чего он так долго ждал.

Напрасно она пыталась отогнать мысли о коронации, на которой должна была присутствовать, сидя неподвижно на троне в качестве супруги собственного деда. Второй раз ей пришлось занять это место во время церемонии: в первый раз она была супругой жертвы, а во второй — супругой убийцы.

Сати вытащила из шкафчика Сеферхора снадобье, приготовленное из горькой травы, и протянула его своей госпоже:

— Выпей. Тебе это необходимо.

Со времени смерти Пасара она доверяла своей кормилице как никому другому на этом свете.

— Что это?

— Вытяжка ката. Она укрепит твои силы и сделает тебя менее чувствительной — для того, чтобы ты смогла выдержать испытание.

Она выпила снадобье. На этот раз бесконечные ритуальные обряды в храме Карнака стали для нее настоящим кошмаром. Самым ужасным был момент, когда кровожадный старик начал обходить храм, что символизировало вхождение во власть. За ним следовали жрецы в масках богов. Сидя на троне, она с нетерпением ждала окончания этого маскарада.

«Клянусь Амоном, сущий кошмар!» Когда торжественное шествие завершилось и Ай вернулся в храм, важно шагая впереди выстроившихся в колонну жрецов, представителей знати и послов, возбужденный от их грубой лести, ей привиделось, что Анубис — божество с заостренной черной мордой шакала — набросился на старика и разорвал его на куски! Она готова была поклясться, что видела волочившуюся по узкому проходу ногу нового фараона, которого расчленили, как барана.

Чтобы сдержать неуместное веселье, она выпрямилась и вцепилась пальцами в подлокотники. Безумное видение! Увенчанный двойной короной, Ай вернулся, чтобы сесть рядом с ней. Она догадалась, что видение было вызвано снадобьем Сати.

Последняя из трех царственных жен второй раз становилась царицей. Самая старшая из них, Меритатон, сбежала вместе со своим любовником и отцом ее сына Неферхеру, а средняя, Мекетатон, покончила с собой, сама того не желая, став жертвой своего злобного ликования, когда узнала о смерти Сменхкары. [3]

Она смотрела на восток, в сторону Великой Реки, вспоминая, какой вид открывался ей в детстве: полные роз сады, простирающиеся от дворца вдоль берегов Великой Реки.

Вновь увидела воздушного змея, которого Пасар запускал для нее, и ей даже почудился запах ила — как тогда, когда он ловил для ее развлечения рыбу. Ей снова виделись бьющиеся в корзине рыбы, которых он поймал.

Анкесенамон исполнился двадцать один год, но ей казалось, что она прожила все сто лет.