Мой друг – Евгений Евтушенко. Когда поэзия собирала стадионы… - Феликс Медведев

– Коротич? А кто это?

– Ты не слышал, к нам назначают какого-то Коротича? С Украины.

– Угадай, кто сменит Софронова.

– Исаев?

– Нет!

– Панкин?

– Нет.

– Степанов?

– Нет.

– Севрук? Боровик?

– Нет.

– Ну короче, не тяни!

– Коротич!

– Коротич?

Редакционные пересуды, слухи, молва. Прошло два месяца, как бывшего редактора проводили на пенсию, а нового все не назначали. И вдруг громом среди ясного неба: Коротич из Киева. Невероятно, но факт – эта фамилия была почти не знакома огоньковцам. А уж лично известного всей Украине литератора, редактора журнала «Всесвiт», среди нас не знал никто. Однажды на выступлении меня спросили, какая разница между работой в старом софроновском «Огоньке» и в журнале, который как бы родился заново после прихода в него Виталия Коротича? Каковы мои ощущения? Как можно чувствовать себя в ситуации напряженного внимания широких читательских кругов к «Огоньку»? Что такое для меня «глоток свободы»?

И я вспоминаю о работе в отделе литературы, которым руководил Владимир Енишерлов, ныне главный редактор «Нашего наследия». Работали мы вроде бы интересно. Делали интервью с известнейшими, уважаемыми писателями, публиковали материалы из литературного наследия Цветаевой, Ахматовой, Блока, выпускали украшенные цветными вкладками, насыщенные глубокими статьями номера, посвященные Пушкину, Гоголю, Чернышевскому, Лермонтову, Маяковскому. Нам охотно давали свои статьи Д. Лихачев, Л. Гумилев, другие видные ученые, публицисты. Но как часто мы останавливали себя на том, что работа идет вхолостую, журнал, как мне казалось, просто мало читали. Я не помню случая, чтобы в Доме литераторов или в Доме журналистов кто-то сказал доброе слово о той или иной публикации «Огонька». Наши старания уходили в прорву, в жуткую пустоту. Интересовались журналом лишь сами авторы, их ближайшее окружение, любители детективных романов с продолжениями, «кроссвордисты», собиратели цветных иллюстраций. Дело казалось безнадежным, думалось, что репутацию «Огонька» ничто изменить не сможет.

Разве могли мы предположить, что не пройдет и года, как все, абсолютно все изменится и мало кому известный внутри коллектива Коротич превратит журнал в самую авторитетную общественную трибуну перестройки. Причем сделает это быстро – буквально за несколько месяцев. Правда, справедливости ради надо заметить, что пришел он отчасти на готовое. Впервые его фамилия появилась на титульном листе «Огонька» в начале июля 1986 года. А между мартом и июлем журнал успел напечатать принципиальные для поднятия его реноме вещи. Самой сенсационной среди них была первая после многих десятилетий глухого молчания публикация стихов Николая Степановича Гумилева и статьи о нем В. Енишерлова.

Феликс Николаевич Медведев – российский журналист и писатель

Апрель 85-го изменил многое, но перестройка в умах людей – это медленный, изнурительный процесс. Если просмотреть подшивку «Огонька» начиная с апреля 1985 года до ухода А. Софронова из журнала, то поражаешься почти невероятному: на дворе революция, перерождение общества, а журнал не только не менялся, не замечал происходящего, но становился все консервативнее, все хуже и хуже. Последний раз фамилия Софронова, стоявшего у руля «Огонька» более тридцати лет, значится в 14-м номере за 1986 год. И вот сразу же, почти мгновенно после ухода человека, олицетворявшего застой и инерцию, «Огонек» совершил переворот в умах читателей, опубликовав стихи Гумилева. Это был конкретный акт духовной перестройки, акт настоящей гласности. Правда, и здесь все было не так просто. Отдел литературы не мог принять решение о публикации. Поэтому было составлено письмо-обращение общественности к Михаилу Сергеевичу Горбачеву с просьбой разрешить журналу напечатать стихи Гумилева и издать в библиотеке «Огонька» книжечку его стихов. Первую подпись под письмом поставил Валентин Распутин. Специально за этим я летал к нему в Иркутск. Не за очерком, не за интервью, а за одной-единственной подписью под письмом государственного значения. Недешево обошелся бухгалтерии издательства «Правда» этот автограф. Я пробыл у Распутина десять минут. Ближайшим рейсом вернулся в Москву. Вслед за авторитетным писателем свои подписи поставили Д. Лихачев, И. Глазунов, С. Бондарчук, Е. Евтушенко, Е. Велихов, А. Петрянов-Соколов… Отказался поставить свою подпись Р. Рождественский, мотивируя тем, что он не участвует в подобного рода коллективных обращениях.

Конверт с письмом я отвез в ЦК КПСС и сдал его для передачи Генеральному секретарю. В ближайшем номере появились стихи Гумилева. Это была подлинная сенсация. Впервые за шестьдесят лет – открытая, наша советская, не тамошняя, большая публикация, посвященная поэту трагической судьбы. Номер журнала со стихами Гумилева мгновенно разлетелся в киосках «Союзпечати». Люди не верили своим глазам, они читали стихи запрещенного поэта.

Мы приободрились, почувствовали свободу, раскованность, обнадеженные поддержкой читателей. В ближайших номерах появились насыщенная остротой восприятия текущего литературного процесса и интересными материалами, связанными с творчеством Пастернака, Рубцова, Шкловского, декабристов, «Литературная панорама» и блистательный очерк Александра Басманова (первый за многие-многие годы во всей нашей печати) о трагической судьбе художницы Марии Башкирцевой с воспроизведением ее работ, и рассказ Ирвина Шоу «Вдовы», и статья молодого журналиста, который позднее талантливо развернется в новом «Огоньке», Дмитрия Лиханова «Из жизни марионеток» о наркомании, и статья Э. Радзинского, и очерк Валентина Распутина «Кяхта», и репродукции Сомова, Григорьева, Головина, ранее не воспроизводившиеся в журнале. В дни 84-летия Вениамина Каверина я побывал у него в Переделкине, беседовал с ним, разговор получился раскованным, насыщенным размышлениями писателя о новом послеапрельском времени. Дал журналу Каверин и новые свои рассказы. Впервые за многие годы фамилия известнейшего советского писателя появилась на страницах «Огонька». Спустя неделю, когда новый редактор примет дела и его фамилия появится на обложке журнала, на редакционной летучке, услышав впервые мое имя, Виталий Алексеевич произнесет: «Это тот, что сделал для нас интервью с Кавериным?».

А я уже готовился к поездке в Красноярск для встречи с Виктором Петровичем Астафьевым. Мне давно хотелось с ним поговорить, я уважал его как писателя и как человека. По телефону договорились: встретимся в Москве на писательском съезде, который должен был вот-вот состояться. Я согласился с неохотой, мне хотелось побывать на его родине в селе Овсянка, что под Дивногорском, на Енисее. На съезде произошли события, отмеченные новой общественной ситуацией. Много было споров, дискуссий, смелых, решительных выступлений. Уже тогда начался процесс размежевания литературных сил, который позднее на страницах «Огонька» будет назван «гражданской войной» в литературе. Одним из инцидентов в работе съезда был протест грузинской делегации против публикации в журнале «Наш современник» рассказа Астафьева «Ловля пескарей в Грузии», который, по мнению грузинских писателей, оскорблял их национальные чувства. Виктор Петрович был раздосадован этим инцидентом.