Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии - Георгий Шавельский

Так это было недавно. Всего немногим более трех лет отделяет нас от того времени, когда Родина наша была великой, богатой, могучей. И несмотря на это, между тем прошлым и переживаемым настоящим лежит целая эпоха, нет… не эпоха, а целая бездна. Всё старое прошлое – и доброе и худое, может быть, навеки уступило место новому. Сейчас жестокому, безудержному, грозному, в будущем – неизвестному.

И от всего этого прошлого только и остались обрывки воспоминаний, которые от времени до времени то целыми картинами, то отдельными тенями проходят пред сознанием, представляясь иногда каким-то волшебным сном, или спокойным и приятным, или тревожным и мучительным, но всегда далеким-далеким от настоящей действительности. И чем дальше идет время, тем больше хочется сберечь их, тем больше является опасений, как бы не изгладились они из памяти, или не изменили своего облика. Это опасение заставило меня теперь же взяться за перо, не дожидаясь того времени, когда в моих руках будет оставленный в России мой дневник, могущий, впрочем, и погибнуть за время моего скитальчества.

Пусть в передаче фактического материала, и особенно в датировке событий, я окажусь не столь точным, как это было бы при пользовании дневником, но зато в случае гибели дневника мои настоящие воспоминания в значительной степени заменят его, а для будущего историка нашей беспримерной эпохи сослужат хоть ничтожную службу.

Воспоминания мои относятся, главным образом, к трем годам Великой войны, в частности, к пребыванию моему в Ставке Верховного Главнокомандующего. По сложности и массивности событий эти годы были беспримерными в истории России. Предыдущего времени я касаюсь вскользь, для связи с последними дореволюционными годами.

Глубокий интерес, с которым я относился к совершавшимся в Ставке и при царском дворе событиям, предшествовавшим революции, помог мне прочно запечатлеть их в моей памяти. Надеюсь, поэтому, что в передаче фактов я буду достаточно точным. Сознание же великой ответственности пред историей за правильное освещение событий поможет мне быть и объективным.

Конечно, центральными действующими лицами в моих воспоминаниях выступят государь и его несчастная семья, а затем окружавшие его, влиявшие и имевшие возможность влиять на него. Главным же сюжетом воспоминаний будет постепенно развертывавшаяся картина надвигавшейся революции, которую тщетно старались предупредить одни, которую упорно не хотели заметить другие и которой, – может быть, не ведая, что творят, – помогали третьи.

Между тем всё усиливавшееся недоверие к слабовольному, всецело подчинившемуся своей доминирующей супруге царю и возмущение против «распутинствовавшей» царицы не только в петроградских и московских высших кругах, но и в народе, и в армии, и даже в самой царской Ставке подрывали авторитет царской четы, подтачивали устои трона.

Зловещая фигура Распутина, овладевшего и разумом, и волей несчастной царской четы, много способствовала ускорению надвигавшейся страшной катастрофы.

Неизбежность этой катастрофы со второй половины 1916 г. была очевидна для многих. Но царь и ближайшие лица его свиты, казалось, безучастно относились к быстро развивающемуся ходу грозных событий и совсем не подозревали наступающей опасности. Катастрофа разразилась для них неожиданно.

Владычествовавшая в течение многих веков, казавшаяся всемогущею, русская царская власть сдала все свои позиции не только без бою, но и, можно сказать, без малейшего сопротивления. Блестящий русский царский трон рухнул, никем не поддержанный. На место царской пришла новая власть, наименовавшая себя Временным правительством, составленная из людей, расстраивавших аппарат прежней власти, подготовлявших революцию, но ничего не предусмотревших и ничего не подготовивших для создания сильного аппарата новой власти.

В церквах стали возглашать: «Временному правительству многая лета»! Как будто временное хотели сделать вечным… Рассказывали, что один дьячок, вместо «Господи! силою Твоею возвеселится царь» (Псал. XX, 2), начал читать за богослужением: «Господи! силою Твоею возвеселится Временное правительство». Несмотря, однако, на церковные – едва ли искренние – молитвы, Временное правительство не могло рассчитывать не только на долговечность, но и на сравнительную продолжительность, ибо оно оказалось вялым, нерешительным, безвольным, трусливым, близоруким.

Вместо того, чтобы усиливать собственную мощь и водворять порядок во взбаламученной стране, оно, из опасения, как бы не вернулась прежняя царская власть, потворствовало обезумевшей толпе, разжигало страсти, сеяло рознь, усиливало беспорядок. А затем почти так же легко, как захватило, оно сдало все свои позиции другой власти, сильной единством мысли и воли своих представителей, смелой в решениях, отважной в действиях, беспощадной в борьбе с противниками. Выставленные ею лозунги, ниспровергающие почти все идейно-моральные устои дореволюционного мира, ужасают многих. К чему приведет эта власть нашу многострадальную Русь, – это покажет будущее. В настоящем же одно ясно: старое, одряхлевшее кончилось, наступает новое – новые условия жизни, новые порядки, новые взаимоотношения.

Старого не вернуть: не течет река обратно, не вернуть, что невозвратно. От нового не уйти. Хочется же верить, что, когда утихнет революционная буря и начнется творческая государственная стройка, к которой будут привлечены неиспользованные, неисчерпаемые силы всего русского народа, а не верхов его только, как это было в старой России, тогда наша держава вернет свою расшатанную за время войны и революции мощь и предстанет пред всем миром в еще большем величии и славе. Дай Бог, чтоб стало так!

Протопресвитер Георгий Шавельский

Октябрь 1920 г., София,

Духовная семинария.