Кровь драконов - Юлия Сергачева Страница 99

Праздник по обычаю проводили на нашем, левом берегу реки.

Довольно обширная территория между мертвым полем и берегом расчищалась, украшалась и делилась на участки для ярмарочных шатров, танцевальных и цирковых площадок, арен для состязаний, подиумов и выставок. На неделю обычно пустынный берег собирал такое огромное количество веселящихся людей, коего не насчитать бы и за целый год. Сюда приходили не только жители Города и его окрестностей. Желающие прибывали даже из северных лесов и Лучистых гор. Нынешний год не был исключением. Нам сверху особенно хорошо было видно, как тянутся к Городу обозы и повозки, и число их возрастает по мере приближения дня Праздника.

Впрочем, до вышеозначенного срока времени еще оставалось достаточно, и сейчас берег напоминал грандиозный склад упакованных и полураспакованных вещей, где единственным более-менее законченным сооружением являлся помост, сиявший золотом и белизной свежеструганных досок и горделиво возвышавшийся над царящим вокруг хаосом. Как раз на этом помосте и угнездился оркестр, игнорирующий стук молотков, перекличку рабочих и болтовню праздно шатающихся, среди которых были не только обитатели Гнезда, но и немногочисленные пока горожане, тоже принимающие участие в подготовке. Позднее их прибудет больше и тогда работа закипит.

Несмотря на негласный запрет, народу на территории будущего действа болталось изрядно, причем основная часть бродила здесь совершенно бесцельно, глазела по сторонам, мешала служникам и наемным рабочим готовить сцены. Почти все они были приезжими и их бестолковую назойливость великодушно прощали, но время от времени то там, то здесь вспыхивали короткие перепалки, и виновников инцидента вежливо выпроваживали за мост, к Городу. Пока еще вежливо.

В такой солнечный и погожий день оставаться под крышей не хотелось. Поэтому я устроился на пригорке, неподалеку от прохладной речной воды с парой книжек, читать которые в последнее время становилось все труднее.

Ночное дежурство выдалось неприятным и томительно долгим. Вернувшись, на взлетной площадке я старательно оглаживал мрачного дракона, чтобы дать себе время прийти в себя и чтобы никто не заметил, с каким трудом даются мне самые простые действия, вроде улыбки и приветственного взмаха ладони. Одновременно со мной прибыл парень с курса на год младше нашего, и почти полчаса сидел обессилено, отрешенно уставясь бездумным взглядом перед собой.

Да и все в последние дни возвращались из-за Рубежа словно выжатые. Молчали, не глядя друг на друга. Стремительно расползались по своим норам. Или вот так же сидели, пусто и равнодушно глядя в никуда.

Стена Мрака, вспухающая, страшная, нестерпимо огромная, казалось, источала отравленные миазмы, не исчезающие даже при возвращении в реальный мир… И отвлечься от такого видения было непросто.

Угнетала не физическая усталость, а нестерпимое ощущение бессилия и безысходности. Ничтожности своих усилий, бессмысленности противостояния исполинским концентрациям слепой и равнодушной сущности неведомого. Бесконечным и бесконечно множащимся величинам иного порядка. Неумолимым океанам негативной энергии, не поддающимся осмыслению и уж тем более, не поддающимся воздействию. Казалось, еще немного и мрак накроет нас, даже не заметив — безразлично, неотвратимо и безвозвратно…

«Почему у нелюдей не бывает драконов?» — интригующе вопрошал автор с обложки верхней из припасенных книг.

А в самом деле, почему? Побежав глазами несколько строк, я брезгливо поморщился. Какая-то тоскливая чушь о превосходстве и перворожденности людей: «…драконы — суть порождение человеческого ума. Как и прочая нечеловеческая живность нашего мира. Значит, порождения порождений не способны к существованию, как дым от огня не рождает ни новый огонь, ни новый дым…»

Отдать что ли почитать Тучакке? Да ну, еще обидится… Дымное порождение. Я вспомнил, как несколько лет назад тащил это «порождение» из ледяной воды, куда его угораздило сверзиться в попытке добыть очередной материал для сногсшибательной статьи. Весил он изрядно, тем более для моей тогдашней комплекции… Зато в его доме, куда мы бросились отогреваться, обнаружился сногсшибательный напиток, способный и впрямь породить… дым из ушей.

А вот любопытно, в состав нашего знаменитое трио — Шаур, Каляка, Мелемина — входил один полукровка. И насколько мне известно, у Шаура действительно не было своего дракона. Как и у остальных. Драконом обладали они трое одновременно и никто по отдельности. И работать они могли только втроем, и никто сам по себе… Возможно, у Шаура и быть не могло дракона, но стоило его отделить от компании, как двое других лишались сил и желания заниматься чем-то, кроме сплетен…

Я с досадой закрыл книгу и поднялся.

Ну их, с их бредовыми идеями… Лучше навестить это самое «порождение», тем более, что он приглашал меня не так давно.

… — А, ты как раз вовремя, — рассеянно пробормотал Тучакка, впуская меня в дом.

Я вошел, озираясь. С тех пор, как я навещал этот логово в последний раз, прошло изрядно времени, но в основном все осталось прежним — торжество хаоса и разрухи. То ли супруга журналиста не была поборницей чистоты и порядка, то ли сам Тучакка уже успел изрядно нахозяйничать после ее отъезда.

В слегка покосившемся от старости, деревянном домишке охотно и на разные голоса разговаривали половицы; стенала дряхлая, но уютная разнокалиберная мебель; трещали от тяжести сотен растрепанных книг полки, невпопад развешанные на стенах; а по соседству с ними безразлично и высокомерно дремали драгоценные полотнища известных художников вперемешку с яркими лоскутными аппликациями в пестрых рамках (раньше я их не видел, наверное, это работа жены Тучакки) и странного вида декоративными поделками (монеты, бусы, деревяшки и камешки в сочетаниях иногда удивительно красивых, а иногда пугающих, неясно чем); пыхтел на каменной плите закопченный дочерна с одного бока сосуд, все еще служащий для заваривания чая. Того самого, чей вкус я помнил уже немало лет.

Обладатель всего этого богатства носился по крошечным комнаткам домика, роняя предметы и рассыпая бумаги, которые лежали повсюду.

— Это с убийства? — осторожно спросил я, подхватывая пару из соскользнувших листков. Аккуратный, очень тщательный рисунок на нем изображал тело задушенной женщины в избыточно подробных деталях. Второй рисунок был менее внятным: что-то смутное, темное на темном, едва обозначенное, но подсознательно угадываемое — призрачный дракон. Тот самый, которого я видел мельком на берегу реки.