Между плахой и секирой - Николай Чадович Страница 98

А потом… он решил проверить… куда это все время отлучаются крысы… и ползком двинулся вслед за ними. Целая стая копошилась в углу, зло попискивая друг на друга — делили что-то. Он легко расшвырял хвостатых разбойников и стал ощупывать предмет их посягательств. Рука попала во что-то осклизлое и податливое. Зловоние, успевшее пропитать все вокруг, стало совершенно нестерпимым. Потом его пальцы нащупали жесткое и лохматое. Он потрогал свою голову… Сравнил… Волосы… А вот это, наверное, ухо. Вернее то, что от него осталось… Разобиженные крысы шныряли вокруг, стремились вернуться на прежнее место, но он не церемонился с ними… А это, кажется, зубы… Два ряда. Все на месте… Зубы на месте, а губ нет… Носа тоже… А это что такое брякнуло? Пара колес с дужками. Такую штуку носил на лице брат. Она называется «очки»… Вот, значит, почему брат больше не навещает его… Оказывается, он вообще не уходил отсюда… Неужели и он сам когда-нибудь станет едой для крыс? Как страшно! Выпустите меня отсюда!

Цыпф проснулся, словно из глубокого колодца вынырнул. Боже, ну и сон! Мало кошмаров в жизни, так и во сне покоя нет!

А ведь все это когда-то было с ним. Правда, давно. Лет пятнадцать назад, а то и больше… После того случая он долго не покидал своего закутка, даже вылазки за водой прекратил. Сестра (единственное живое существо, на которое он надеялся) все не приходила, зато навещала крыса, всегда одна и та же. Проверяла

— жив ли. Он даже немного подружился с ней. Когда сестра наконец появилась, он ничего не сказал о страшной находке. Но она поняла все сама и долго плакала, мешая ему есть.

Куда она потом подевалась? Жива ли сейчас? Этого, наверное, он уже никогда не узнает… Кажется, ее утащили из подвала какие-то злые люди. Кто они были: степняки, арапы, кастильцы, аггелы, гвардейцы Плешакова или просто пьяные мародеры? Разве сейчас вспомнишь… Незадолго до этого происшествия он попросил, чтобы сестра вывела его из темного подвала на свет. «Нельзя, — ответила она. — Снаружи очень опасно. Особено для маленьких мальчиков». — «А для маленьких девочек?» — спросил он. «Я уже не маленькая, а кроме того, девочке сейчас прожить легче, чем мальчику. Ее по крайней мере сразу не съедят».

Очередной обрывок сна тоже закончился кошмаром. Из мрака на Левку надвинулась страшная, до глаз заросшая шерстью людоедская рожа. Его грубо схватили за волосы… Сунули в рот чашку с теплой человеческой кровью… Принудили выпить, чуть не сломав при этом зубы… Ударом по лицу заставили замолчать…

— Чего ты мечешься? Чего людям спать не даешь? — раздалось над Левой.

Оказывается, тряс его вовсе не людоед, а Зяблик, уже отстоявший свою смену.

Цыпф забормотал что-то и перевернулся на другой бок. Спать, несмотря ни на что, хотелось нестерпимо. Ради этого можно было стерпеть и очередной кошмар. Уже сквозь пелену сонной одури он услышал, как Зяблик будит Толгая: «Ну ты и дрыхнешь… Вставай, морда татарская… Вставай, соня…»

И тут с Левой случилось такое, что иногда происходит во сне или полудреме с человеком, наяву обуянным какой-то навязчивой идеей. Зерно истины очистилось от чешуи бреда, из глубин памяти всплыло то, о чем он раньше и помыслить не мог, смутное предчувствие возвысилось до предвиденья, а потусторонняя логика сновидения подсказала безошибочный ответ.

Все загадки оказались разгаданными… Соня… Имя-пароль… Его сестру звали Соня… Это было то самое забытое им дорогое имя… Женщину-аггела звали вовсе не Цилла… Ее звали Соня. Она-то и была его пропавшей сестрой. Единственным родным человеком на всем белом свете.

Теперь Лева знал, кого напоминало ему усталое, скуластое лицо с веером морщинок возле глаз… Оно напоминало ему себя самого… Соня… Сестра… Ей плохо сейчас… Недаром она так молила о следующей встрече… Ее надо спасать… Спасать немедленно…

Все еще находясь во власти своего гипнотического сна, Лева вскочил и принялся быстро одеваться.

— Покоя тебе нет! — заворочался Зяблик. — Ты куда? Понос, что ли, разобрал?

— Ага, — пробормотал Цыпф.

— Меньше надо жрать на ночь. А пистолет зачем? Задницу подтирать?

Но Лева, не отвечая, уже мчался к проходу в минном заграждении. Чувство, обуявшее его сейчас, не имело отношения ни к разуму, ни к инстинкту. Оно было сродни той темной силе, которая заставляет лунатиков балансировать на узких карнизах, а маньяков часами выслеживать свои жертвы. Энергия помутившегося разума гнала его вперед.

Обычно неловкий и непамятливый, сейчас он безошибочно находил дорогу. Вот дерево, похожее на пылающий костер. Вот заброшенный дворик с гнилым пеньком посередине. Вот заросли, в которых скрывалась она.

— Соня! — позвал Цыпф, давясь одышкой. — Соня! Снова хрустнула ветка. Но на сей раз не в кустах, лицом к которым он стоял, а где-то позади.

— Соня! — он резко обернулся.

Никого. Ветер, еще более шальной, чем накануне, творил с деревьями что хотел. В лицо летели холодные брызги дождя и мокрые лепестки цветов.

— Верните мне сестру! — голос его сорвался. — Зачем вы ее мучаете?

— Побойся своего Бога, — чужой мужской голос заставил Цыпфа отшатнуться. — Мы не инквизиторы. Тот, кто сказал это, стоял совсем рядом, и черный колпак был надвинут ему глубоко на глаза.

— Где Соня?! — взвизгнул Цыпф. — Где моя сестра?

— Ну чего верещишь… Спокойно. Увидишь ты свою Соню.

Дурной туман, под воздействием которого Цыпф находился последние часы, постепенно рассеивался. Теперь он узнал и голос, вернувший его из мира несбыточных снов в беспощадную действительность. Именно этот не знающий жалости голос гнал аггелов на штурм старой мавританской крепости. Как раз этот глумливый язык издевался над Зябликом, изнемогавшим от боли на раскаленной сковородке.

По понятиям аггелов, Цыпфу была оказана великая честь. Его встречал сам Ламех, пятое колено Каиново и верный продолжатель дела Кровавого Кузнеца. Другой бы на месте Левы стоял навытяжку, а он взял да и присел себе на пенек. Ноги, которым еще много чего предстояло впереди: и долгий путь в неволю, и кандалы, и танцы на сковороде, — требовали отдыха.

— И все же я хотел бы видеть свою сестру, — сказал Цыпф, глядя в землю.

— Это будет зависеть только от тебя, — в голосе Ламеха не было никаких приличествующих случаю эмоций: ни удовлетворения собственной победой, ни издевки над опростоволосившимся врагом.

— А если конкретно?

— Женщина, которую ты называешь Соней, наш испытанный и преданный соратник. Ты ее брат по крови, но отнюдь не по духу. Вновь воссоединиться вы сможете только при одном условии.

Цыпф отметил про себя, что для бывшего преступника Ламех изъяснялся чересчур витиевато. Не то литературу соответствующую почитывает, не то держит в консультантах какого-нибудь лектора-краснобая. Вслух же он спросил:

— При каком?