Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени - Дженнифер Бенкау Страница 93

– Возьмите хотя бы их, – просит солдат, который сопровождает меня из шатра к Ущелью. В руках он держит букетик из свежих чертополохов.

Наши взгляды встречаются. Во время путешествия я несколько раз видела этого солдата и не сомневалась в его безграничной преданности Кассиану. А теперь он собрал для меня чертополох и даже позаботился о маленькой булавке, которой можно прикрепить букетик к платью.

– Спасибо, – шепчу я. – Как тебя зовут?

– Джейсон, Ваше Величество. Ни к чему вам запоминать мое имя.

Думаю, он ошибается.

Мы направляемся к Ущелью. Быстрая дробь барабанов и литавров гремит у меня в ушах. Великое множество людей уже собралось у ритуальной площадки – здесь все, кто следовал за нашей процессией неделями, не обращая внимания на трудности и невзгоды. Многие шли пешком, кто-то с маленькими детьми, старыми или больными родственниками. И все ради того, чтобы очутиться Там, где кончается мир, в надежде обрести счастье, которое обещает этот ритуал. «И почему суеверия настолько жестокие?» – часто недоумевала я, когда еще жила в Завременье, не подозревая о Лиаскай. Люди восторженно приветствуют меня, их голоса заглушают мелодии, которые исполняют музыканты. Толпа им подпевает. Гимны, оды весне, радостные песни, в которых поется, что Лиаскай преисполнится облегчением и благодарностью, когда преступников низвергнут в пропасть. Для этого она и создала Бездонное Ущелье.

На востоке солнце медленно поднимается над Краем Света. Проснувшаяся Лиаскай безмолвно рассказывает мне то, что я и так давно знаю: Бездонное Ущелье не предназначено для казней. Это ужасная рана на теле Лиаскай. Рана, которую невозможно залечить, ведь из года в год ее снова бередят ненависть, жестокость и смерть.

Солдаты пробивают мне дорогу сквозь толпу, заслоняют от людей своими телами. Меня пробирает страх. Народ так радуется предстоящему насилию… Видно, что зрители изнурены дорогой, но глаза у них все равно горят, голоса чистые и звонкие, а на лицах ни тени ужаса. Вздрагиваю, заметив, что некоторые люди тоже прикололи к груди букетики чертополоха. Они бездумно подражают мне. Если я прикажу им восстать против этого безумия – многие откликнутся на мой призыв. Однако они просто последуют за мной, не задумываясь, правильно ли это. Последуют только потому, что у меня на голове корона. Они оставят в живых этот культ и будут угождать власти, которую не понимают. Власти, которую они безоговорочно любят за одно чудо ее существования.

Вижу высокое двухуровневое сооружение, украшенное знаменами и флагами, на которых изображен скачущий саблерог. Я сяду наверху под балдахином, а важные гости – те, у кого есть титул с громким именем или очень много денег – займут места передо мной и Кассианом, откуда открывается самый лучший обзор на площадку и зияющее за ней Ущелье. Арманда, как придворная советница, расположится ниже. Под ликующие крики людей я всхожу на помост. Каждая ступенька требует от меня невероятных усилий. Лестница кажется бесконечной. Стоящие наверху солдаты в такт барабанам бьют по ней мечами, отчего вся она вибрирует и дрожит.

Вот я наверху. Передо мной арена, простирающаяся до скалы из вулканического стекла, – кажется, будто само Ущелье создало пятиметровый барьер, чтобы никто не упал в пропасть. Однако в скале проделан широкий проход, стены которого до того гладко отполированы, что отражают, словно зеркало. Поверхность здесь испещрена трещинами, а дальше – острый, словно срезанный мечом, край Бездонного Ущелья. С высоты я немного вижу пропасть: насыщенная чернота, из которой вырываются клубы пара, словно дыхание какого-то чудовища.

Кассиан ждет у деревянной копии трона, который он у меня украл. От его взгляда кровь стынет в жилах. Невольно обернувшись, всматриваюсь в лица осужденных. Я читала списки и видела ненастоящее имя Лиама среди тех, кого казнят в полдень. Однако Кассиану очень нравится быть на шаг впереди меня.

Кассиан кивает кому-то, стоящему внизу на арене. Ее обнесли частоколом, через который легко можно было бы перелезть, но здесь повсюду стоят королевские воины. Истинное предназначение частокола я понимаю, когда по знаку Кассиана на арену выводят двух саблерогов. Могучие жеребцы с напряженными до предела мышцами и гигантскими копытами, которые, несмотря на свою величину, ступают по земле почти бесшумно. На головы саблерогов набросили мешки, а сверху надели похожие на цепи уздечки, чтобы направлять шаги животных. Несколько человек с железными прутьями помогают загнать саблерогов на арену. Там их освобождают от мешков с уздечками и закрывают ворота. Теперь люди в безопасности. В воздухе витает грозная обманчивая тишина, которая вот-вот будет нарушена.

Словно окаменев, смотрю с высоты на арену. Стискиваю руками перила, а Лиаскай внутри меня безмолвно застыла от горя. Утро является во всем его великолепии, небосклон за черной пропастью Бездонного Ущелья переливается розовым и золотым. Те же цвета играют в сером меху холеных животных.

Наконец, взгляды саблерогов встречаются. Один из них издает громкий гортанный звук, напоминающий скорее рычание льва, чем ржание лошади. Саблероги взвиваются на дыбы – и начинается битва не на жизнь, а на смерть. Они с хрустом бьют друг друга копытами, вгрызаются зубами в плоть. Даже Лиаскай не ведает, как бы мне хотелось это прекратить! Саблероги – дружелюбные создания, в природе жеребцы обычно не пересекаются. Но этих животных натаскивали. Судя по красноречивым шрамам на боках и шеях, их отучили от естественных повадок и подготовили к борьбе.

Толпа неистовствует. От ее рева дрожит земля, дрожит сама Лиаскай. Она прячется глубоко-глубоко, и даже кажется, будто у меня внутри ее вообще нет. В ошеломлении окидываю взглядом толпу, обступившую высокую конструкцию кольцом. Люди дерутся за места у частокола, чтобы посмотреть на бой вблизи, даже в задних рядах, откуда точно ничего не видно, некоторые вскидывают кулаки и криками подстегивают обезумевших животных. Перед глазами все расплывается: я вдруг осознаю, что поведение этих людей тоже неестественно. С детства им говорят, что чувствовать, истинные чувства и сострадание порицают и искореняют, заменяют тем, что я сейчас наблюдаю. Потребуется несколько поколений, чтобы изменить этих людей. На такое одной жизни не хватит, особенно моей, которая уже и так трещит по швам.

В потрясении снова перевожу взгляд на саблерогов. Исход битвы вот-вот будет решен. У саблерога посветлее перебита нога. Кровь стекает по его шкуре, собирается в лужи на каменном полу. Саблерог волочит за собой поврежденное копыто, уворачиваясь от атак более молодого соперника. Но его воля к жизни еще не сломлена. Он вертится, позволяя сопернику укусить себя в круп, пытается атаковать в ответ, но сил у него почти не осталось. Этот саблерог потерял слишком много крови и двигается медленно, неповоротливо. Вдруг его здоровая нога подгибается, и он падает на колени. Тут же выгибает спину, пытаясь подняться и снова ринуться в бой, однако саблерог потемнее пользуется слабостью соперника. В мгновение ока он оказывается рядом, сам опускается на колени и чувствительно кусает светлого саблерога за здоровую ногу. Его соперник собирается укусить в ответ и совершает роковую ошибку, подняв голову. Темному саблерогу только это и нужно. Быстрым и легким движением он перерезает своим острым рогом шею противника. Поверженное животное издает мучительный стон – и в следующий миг камни орошает кровь. Молодой саблерог отступает: глаза у него горят огнем, он тяжело дышит и дрожит всем телом, словно хочет снова наброситься на своего соперника и разорвать его в клочья. Другой саблерог тоже поднимается. На его шее зияет огромная рана, однако он еще раз поднимает голову навстречу утру, чтобы посмотреть на восток.