Каждая мертвая мечта - Роберт М. Вегнер Страница 92

А позже, через десять, двенадцать дней, когда кохха наконец перестала быть угрозой скорее для ее жизни, чем для противника, Кей’ла впервые сумела парировать его удар.

Сделала это самим кончиком шеста и сразу же, совершенно непроизвольно, контратаковала мощным ударом сверху. Пледик, конечно же, увернулся, настолько быстрой она не была, однако — прервал поединок, отскочил на длину цепи, улыбнулся глазами, зааплодировал по своей привычке, а все его тело излучало настолько хорошо заметный восторг, что Кей’ла рассмеялась. А он впервые с того времени, как они встретились, послал ей настоящую, широкую улыбку, превратившую его лицо в нечто настолько чудесное, что она почувствовала щекотку в животе.

Он и правда был симпатичным мальчишкой.

Они стояли так и улыбались, а то, что находились в столь странном мире, перестало иметь значение.

С того времени они сражались все быстрее, все дольше, а ей удавалось все чаще парировать его атаки.

Даже если он всегда в конце концов проламывал ее защиту.

И нет, она так ни разу и не попала в него, но это не имело значения. Ведь дело было не в том, чтобы превратиться в легендарную воительницу, кладущую одним жестом всех врагов. Ее задачей было защищаться так долго, чтобы Пледик успел прийти ей на помощь.

Уста Земли начала тренироваться с ней несколькими циклами позже — и только тогда Кей’ла узнала, что значит тяжелая тренировка.

Одноглазая воительница не щадила девочку, сражалась, используя сперва одну, потом две, а в конце четыре сабли, а первым уроком от нее для Кей’лы стало: «Никогда не позволяй вайхиру связать твое оружие своим клинком. У него есть еще как минимум три сабли в остальных руках».

Несколько десятков синяков от ударов плоской стороной клинка напоминало девочке об этом все следующие дни.

Но защищалась она все лучше, сперва несколько ударов сердца, потом десяток-другой и, наконец, достаточно долго, чтобы Уста Земли отступила и, кивнув, сказала:

— Ты готова. Так, чтобы вместе с ним, — указала на Пледика, — не дать себя убить сразу в начале боя. Проведем еще испытание всерьез.

Всерьез? А минуту назад это было что?

Испытание всерьез оказалось боем с Двумя Пальцами в племенном кругу. Если Кей’ла надеялась, что златоглазый вайхир станет относиться к ней ласковей, потому что они знают друг друга, то первый же удар железным, усаженным шипами прутом вывел ее из этого заблуждения. Она едва сумела парировать, следующий удар попал ей в ребра, закончив первую схватку. Девочка качнулась и едва не потеряла сознание от боли, хотя где-то под черепом у нее трепетало осознание, что если бы Два Пальца ударил всерьез, то убил бы ее на месте.

Четверорукие, однако, не признавали неконтактные поединки.

Пледик подошел, обнял ее, прижал, а на лице его было такое выражение, что Кей’ла на всякий случай прошептала ему в ухо:

— Это только игра. Не убиваем. Помни.

В конце концов они выиграли второй, третий и пятый поединки. Их тактика была простой: она старалась не попасть под удар, а Пледик брал на себя тяготы атаки. Если цепь сдерживала его движения, Кей’ла начинала активней участвовать в бою. Справлялись они, пожалуй, неплохо, потому что ни один из стоящих в кругу воинов не высказал сомнений насчет честности поединка.

После его завершения Два Пальца подошел к ним, потрепал их обоих по темным головам и проворчал:

— Одна Слабая. Нам нужно сменить твое имя.

Она уже успела перевести дыхание, сплюнула, даже не думая уже, что бы на такое сказала Ана’ве, и послала белесому гиганту злой взгляд.

— А ты? Сменишь имя или обрежешь себе остальные восем… надцать пальцев? Кроме того, мне нравится, как это звучит на вайхирском: Саури-нои.

— Мне тоже нравится, — улыбнулся он сверху. — Думаю, что мы готовы.

Поймал ее врасплох. Готовы?

— К чему? — выстрелила она вопросом.

Он заколебался, щуря желтые глаза. Она уже научилась различать такие выражения. Был удивлен и растерян.

— Уста Земли не говорила? Не говорила, отчего так интенсивно учит тебя сражаться?

Кей’ла чуть отступила, постреливая глазами по сторонам. Круг уже распался на части. Большая часть собравшихся возвращалась к своим делам, занятиям, какими бы те ни были. Уста Земли стояла в стороне в окружении десятка других вайхиров обоих родов. Спорили. Никто не смотрел в их сторону.

— Что именно не сказала мне Уста Земли? Два Пальца?

Воин прищурился сильнее, сжал губы в узкую полосу. Это она тоже знала. Был зол.

— Мы идем на войну. Тридцать Рук и другие племена Мертвой Земли. Отправляемся к нашему богу, который был схвачен и не может освободиться. Уста Земли сказала, что это последняя возможность. А ты пойдешь с нами.

Война.

Крики раненых, хрипы умирающих, вой, рвущий небеса и вырывающийся не пойми из чьей глотки, горящая трава, горящие тела, железный запах крови, смешанной со смрадом гари. Мертвые мужчины. Мертвые женщины. Мертвые дети.

Мертвые вайхиры.

Все мертвые.

Она поймала себя на том, что отступает, шаг за шагом, качая головой и бормоча:

— Нет. Не хочу. Не пойду. Нет.

Два Пальца сплел руки на груди, обе пары.

— Вижу, что она не сказала тебе, — проворчал вайхир. — Это так на нее похоже. Не бойся. Мы будем с тобой, я, Кубок Воды и Черный Белый. Ну и он, твой каналов. Тебе не грозит опасность.

К ней, словно эхо, вернулись слова одного из братьев: не переживай, идет весь военный лагерь, тысячи фургонов и колесниц, наша семья… Ничего с тобой не случится.

Она тряхнула головой. Не в этом дело. Она не боялась за себя, не больше, чем всегда.

— Ты видел войну? — спросила она шепотом.

— Что?

— Спрашиваю, видел ли ты войну?

— Я уже сражался, Одна Слабая. Убивал. Ты была там.

Да. Стычки на пограничье, кровь на черной скале. Трупы, засунутые в скальную щель и присыпанные обломками. Схватки короче, чем их поединок.

Где такому до полей смерти, тянущихся до самого горизонта.

— Значит — нет. Ты не знаешь, что такое война.

— Я сражался и убивал, — повторил он.

— Я — нет. Но знаю больше твоего.

Кажется, она зацепила его гордыню. Их взгляды встретились, посыпались искры.

— И что ты знаешь больше его, дитя?

Уста Земли приблизилась почти бесшумно. Кей’ла пришла в себя и чувствовала гнев. Гнев на то, что снова кто-то решил, что с ней будет, даже не спрашивая ее согласия. Словно она была чьей-то зверушкой. Или маленьким ребенком.