Дорога шамана - Робин Хобб Страница 9

Мне приходилось наклоняться к самой шее Гордеца, чтобы не потерять след, при этом меня распирала гордость, что я так здорово справляюсь с задачей. Все это длилось до тех пор, пока мне в спину — весьма больно — не ударил камень. Я выпрямился, потирая ушибленное место — наверняка там появится новый синяк. Дюрил возник у меня из-за спины, держа в руках пращу.

— Ты мертв. Мы описали круг. А ты был настолько поглощен изучением следов, юный Невар, что перестал смотреть по сторонам. Этот камень вполне мог быть стрелой.

Я устало кивнул. Спорить было бесполезно. Бесполезно возражать, что, когда я вырасту, меня будет окружать отряд всадников и кому-то из них я поручу нести дозор, пока другие отыскивают след. Нет. Лучше уж смириться с синяком и молча кивнуть, чем часами выслушивать наставления.

— В следующий раз я не забуду, — пообещал я.

— Хорошо. Но хорошо только потому, что я метнул маленький камешек и у тебя будет следующий раз. А со стрелой следующего раза не жди. Поехали. Только прежде подними камень.

Он пришпорил Хруща и вновь ускакал прочь. Я спрыгнул на землю и довольно быстро отыскал камень. С тех пор как мне исполнилось девять лет, Дюрил «убивал» меня по нескольку раз в месяц. Поначалу я сам решил подбирать камни — наверное, слишком близко к сердцу принимал факт своей «смерти», мне даже казалось, что, если бы Дюрил был по-настоящему злым, моя жизнь действительно бы оборвалась. Когда Дюрил понял, что я делаю, он стал подыскивать для пращи снаряды поинтереснее. На сей раз это был отполированный временем кусочек красной яшмы размером с половинку яйца, который он нашел на берегу реки. Я засунул камень в карман, чтобы добавить его к коллекции на полке в классной комнате. Потом вскочил в седло и поскакал за Хрущом.

Вскоре я его догнал, и мы остановились на невысоком холме, откуда открывался вид на Тефу, лениво несущую свои воды. Перед нами расстилались поля хлопчатника, принадлежащие моему отцу. Их было четыре, но каждый год одно из них оставляли под паром. Я мог без труда отличить поле, засеянное третий раз подряд — на истощенной земле растения были чахлыми и низкорослыми. У нас в степях редко собирали хороший урожай на третий год. Следующим летом это поле останется под паром — в надежде, что его плодородие восстановится.

Свои владения, Широкую Долину, мой отец получил в дар от короля Тровена. На многие акры простирались они по обоим берегам Тефы. Земли на северном берегу предназначались для нашей семьи и ближайших слуг. Здесь отец построил большой и удобный дом, разбил фруктовые сады, выделил место под поля хлопчатника и пастбища. Наступит день, и поместье Бурвиль станет известно всей Гернии, его будут называть «владения старого Бурвиля». Однако дом, земли и даже деревья были моложе меня.

Моему отцу недостаточно было иметь хорошее поместье и ухоженные поля. На южном берегу реки он щедро выделил земли вассалам, которых выбирал из числа воинов, служивших прежде под его началом. Город стал настоящим раем для вышедших в отставку рядовых солдат и сержантов. Отец хотел, чтобы и в дальнейшем этот порядок вещей сохранялся. Без Приюта Бурвиля, или просто Бурвиля, как его нередко называли, многие старые солдаты вернулись бы в города на западе страны, где большинство из них были бы вынуждены вести нищенское существование. Отец часто сожалел о том, что в Гернии отсутствует система, которая позволяла бы использовать навыки и умения постаревших или получивших серьезные ранения солдат. Рожденный быть офицером, отец принял от короля мантию лорда, но носил ее как военный. Он по-прежнему считал себя ответственным за благополучие своих людей.

Приют Бурвиля имел идеально ровные границы и больше напоминал крепость. Пристань и маленький паром, ходивший между южным и северным берегами, работали строго по часам. Даже функционировал с военной четкостью, открываясь на восходе и закрываясь на закате шесть дней в неделю, рынок. Улицы были построены так, чтобы два фургона могли свободно разъехаться, а карета — повернуть на любом перекрестке. Прямые дороги, подобно спицам колеса, вели от поселения к тщательно отмеренным наделам земли, которые получал каждый вассал, трудившийся четыре дня в неделю на полях отца.

Поселение процветало, и никто не сомневался, что вскоре оно превратится в город, поскольку его жители получали немалую прибыль от торговли, процветавшей благодаря реке и хорошей дороге вдоль берега. Старые солдаты отца привезли с собой жен и детей. Сыновья, естественно, покидали селение, когда наступал их черед становиться солдатами. Однако дочери оставались дома, и моя мать заботилась о том, чтобы в городе постоянно появлялись молодые умелые ремесленники, желающие найти себе невесту, чье приданое включало в себя и надел земли. Приют Бурвиля рос на глазах.

Движение по реке между восточной границей и старым фортом Ренолкс на западе было довольно активным. Зимой, когда вода в Тефе поднималась, вниз по течению тянулись баржи, тяжело груженные древесиной, заготовленной в диких лесах востока. Позднее они возвращались обратно с товарами для фортов. Упряжки мулов, тянувших баржи, оставляли пыльный след на южном берегу. Летом, когда обмелевшая река становилась несудоходной, баржи заменяли фургоны, запряженные все теми же мулами. Наше поселение славилось своими честными тавернами и хорошим пивом, а потому возчики охотно у нас останавливались, чтобы переночевать.

Но сегодня движение на дороге было чересчур тоскливым. Медленно плетущиеся фургоны растянулись на полмили, и за ними вился шлейф пыли. Вооруженные всадники охраняли караван, и легкий ветерок, дувший со стороны реки, доносил до нас их крики и щелканье бичей.

Три или четыре раза за лето по дороге проходили такие вот большие караваны. Им не предлагали остановиться у нас. Даже охранникам каравана не разрешали переправляться на пароме в городок, которым так умело управлял отец. В нескольких часах пути от Приюта Бурвиля отец приказал построить шесть хижин, соорудить место для большого костра и протянуть желоба, чтобы поить лошадей. Отец не был жестоким человеком, но проявлял щедрость по-своему.

Отец категорически запрещал моим сестрам глазеть на проходящие мимо караваны каторжников, поскольку среди преступников попадались насильники и извращенцы, не говоря уже о должниках, карманниках, шлюхах и мелких воришках. Его дочерям не следовало находиться рядом с подобным отребьем, но в тот день мы с сержантом Дюрилом почти час наблюдали за медленным продвижением каравана по пыльной дороге. Сержант даже не заикнулся о том, что это отец велел ему показать мне, как выглядит вынужденное переселение на восток, но я подозревал, что дело обстояло именно так. Довольно скоро я стану кавалеристом, и мне придется встретиться с теми, кого король Тровен приговорил к поселению на самых дальних границах своих земель. Отец хотел, чтобы я отправился выполнять воинский долг, хотя бы немного представляя, с чем мне придется иметь дело.

Караван ссыльных еле полз в нашу сторону. Состоял он из двух больших фургонов, нагруженных съестными припасами самым необходимым, что могло понадобиться в пути. За ними брела длинная колонна скованных между собой пленников, их охраняли кавалеристы. Последними в трех фургонах ехали жены и дети преступников. Когда порыв ветра доносил до нас звуки каравана, казалось, их издают животные, а не люди. Я знал, что преступники будут скованы днем и ночью до тех пор, пока не прибудут к месту нового поселения. Их кормят водой и хлебом, и им положено отдыхать только после шести дней изнурительного пути.