Закон Хроноса - Томас Тимайер Страница 9

– Беспорядки все ближе, – сказал он. – Добрались почти до зоопарка.

– Какая у них цель? – спросил Оскар.

– Наверное, рейхстаг и парламент. Они хотят добиться отмены запрета на деятельность партии. Если придется, то силой.

– Они имеют на это право, – воинственно заявила Шарлотта. – Полиция должна сначала выяснить, кто действительно убил императора, а потом уже обвинять социалистов.

– Что это за разглагольствования? – раздался справа сухой голос.

Они обернулись. В дверях стоял худой высокий мужчина с серебристыми волосами и окладистой бородой. Он опирался на трость и чем-то напоминал раненую птицу. Кожа у него была словно восковая, скулы выступали, а кончики тонких губ опускались вниз. Да, из таких уст вряд ли можно было бы услышать похвалу или приветливое слово.

– Странные у вас представления, фрейлейн Ритмюллер. У бунтарей и анархистов в этой стране нет никаких шансов, – продолжил он. – Тот, кто попытается поколебать основы нашей правовой системы, погибнет.

Шарлотта смутилась. Похоже, советник Штангельмайер прекрасно информирован. А ведь ее ему никогда не представляли.

Тут подоспел Глокеншмид:

– Господин главный советник Штангельмайер. Это господин фон Гумбольдт, его племянница Шарлотта и сын Оскар.

– Очень приятно, – чиновник приблизился и протянул руку. – Пожалуйста, входите, – указал он на открытую дверь кабинета.

Оскар вошел последним. Комната была маленькой, темной, и в ней странно пахло. «Именно такой запах исходит от стариков», – подумал он и встал рядом с отцом.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказал Штангельмайер и указал на ряд стульев напротив письменного стола. Главный советник опустился на свое рабочее место и обратился к своему помощнику: – Спасибо, Глокеншмид, это все. Разве только господа хотят чего-нибудь освежающего?..

– Нет, спасибо, – ответил Гумбольдт.

Глокеншмид поклонился и закрыл дверь. Комната стала еще меньше и темнее. Оскар почувствовал, как по спине скатилась струйка пота.

– До меня дошли сведения, что вам снова предложили кафедру, – сказал Штангельмайер.

– Это правда, но я еще не знаю, соглашусь ли, – ответил Гумбольдт.

– Почему нет, позвольте узнать? Знания нужно передавать молодежи. Иначе какая от них польза?

– Есть те, кто приобретают знания, и те, кто передает их. Каждый занимается тем, к чему лежит душа. Я еще не определился, к кому отношусь я.

– Должно быть, вы долго над этим думали. Нашу страну ждут тяжелые времена, и нам нужна сильная и умная молодежь. Только так мы сможем защититься от внешней угрозы, – он развел руками над полированной столешницей. – Но давайте перейдем к делу. Наверное, вы уже догадались, что причина нашей встречи – статья во вчерашней «Берлинер Моргенпост», – он выдвинул ящик стола и достал довольно потрепанный экземпляр газеты. – Здесь говорится, что вы работаете над чем-то вроде машины времени. Над устройством, с помощью которого можно путешествовать как в будущее, так и в прошлое. Правда ли это, или же репортер – как там его зовут, позвольте… ах, да… Фриц Фердинанд – все придумал? – Взгляд Штангельмайера стал холодным и резким. Как будто скальпель сверкнул. – Ну?

Видно было, что какое-то мгновение Гумбольдт сомневался, но потом все же твердо сказал:

– Правда. Ваши сведения верны.

Брови Штангельмайера взметнулись вверх.

– Замечательно, – тихо сказал он. – И как далеко продвинулись ваши исследования?

– Если честно… – Гумбольдт откашлялся. – Я предпочел бы пока не говорить об этом. Проект находится на начальной стадии. Теоретически путешествия во времени возможны, я в этом уверен. Но вот будут ли они когда-либо воплощены в жизнь – спорно. Кроме того… – Гумбольдт неуютно заерзал на стуле. – Мои эксперименты нельзя назвать безопасными.

– Тогда вы должны рассказать мне о них больше. В мои обязанности входит знать обо всех опасностях.

Исследователь молчал.

Штангельмайер довольно долго не сводил с него своего пристального взгляда, потом снова надел очки, открыл ящик и достал толстую папку. Он начал задумчиво листать документы:

– Я навел о вас справки, господин Гумбольдт. Ваше прошлое, экспедиции, заказы. Поездка в Перу, погружение в Средиземное море, расследование дела Белхайма, экспедиция в Индонезию с профессором Лилиенкроном. Мне известно о ваших переговорах с директором Шпренглером, а также о вашем заявлении, что в университет нужно зачислять женщин. Некоторые ваши идеи, особенно по поводу колониальной политики нашей империи и заданий ученых в наших университетах, представляют собой опасность, если не сказать, что подрывают устои нашего общества. Естественно, этот список недостаточно полон, но мне кажется, что мы неплохо вас знаем. Может быть, лучше, чем многие другие. Вы для меня открытая книга, – взглянул он на исследователя поверх очков.

Оскар заметил, что на лбу отца залегла глубокая морщина.

– Вы ничего больше не хотите сказать, господин фон Гумбольдт?

– Вы не обидитесь, господин Штангельмайер, если я скажу, что вы заходите слишком далеко? Как свободный ученый я могу иметь свои тайны.

– Тайны? – Снова этот каркающий смех. – Именно ими я и занимаюсь. Как-никак я глава тайной полиции. Мы живем в чрезвычайные времена, господин фон Гумбольдт, и вы сами это знаете. Чрезвычайные времена требуют чрезвычайных мер. Смерть императора стала для нас тяжелым ударом. Вильгельм был не только хорошим другом, а и осмотрительным и умным монархом. Некоторые считали его слишком слабым, но они просто недостаточно хорошо его знали. В отличие от властителей многих других государств он был более уязвимым и человечным, вероятно, вследствие своей немощи.

Оскар не сводил глаз со Штангельмайера. Несмотря на возраст, ум у того был острым, словно нож. Похоже, он действительно любил императора. А может, просто притворяется? Может, просто хочет заставить их поверить, что он скорбит о государе? И при чем тут изобретение Гумбольдта?

– Кто не научился переживать поражения, тот рано или поздно переоценит свои силы, – твердо заявил Штангельмайер. – Станет слишком заносчивым. В груди Вильгельма билось человеческое сердце. Он любил народ, искал с ним близости. Вероятно, это и стало причиной его смерти. – Он раскрыл папку на одной из последних страниц. – Как я уже говорил, фон Гумбольдт, вы для меня открытая книга. То, что я знаю о вашем проекте, не должно вас беспокоить. Я умею хранить тайны. Вас должно беспокоить то, что я могу конфисковать вашу лабораторию в любой момент. Вы ведь сами сказали, что ваши опыты представляют опасность. Могу предположить, что некоторые вещества, с которыми вы работаете, попадают под действие закона об оружии и взрывчатых веществах. Меня бы не удивило, если бы там нашлись материалы, запрещенные в Германии, а это позволило бы на несколько лет отправить вас за решетку. Было бы лучше, если бы вы согласились со мной сотрудничать.