Высшая раса - Дмитрий Казаков Страница 9

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – повторил Петр.

Допрашивающий нахмурился:

– Ты что, большевистская швайн, не понял вопроса? Я спрашиваю, сколько войск в Вене?

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия! – рявкнул Петр так, что в одном из углов заколыхалась паутина, а морщинистый бригаденфюрер поднял голову и с интересом посмотрел на пленника.

– Доннерветтер! Ну ты сам напросился, – прошипел офицер и, повернувшись к азиату, перешел на какой-то язык, совершенно разведчику не знакомый.

Узкоглазый выслушал, кивнул. Он подошел к Петру спереди, поднял руки. Черные глаза влажно блеснули, и пальцы, жесткие, словно сучки, коснулись висков пленника.

Петр ощутил нажатие, и тут же в голове словно разорвалась граната. По стенкам черепа изнутри ударило с такой силой, что показалось: еще миг, и кости не выдержат, треснут. Глаза заволокла багровая пелена, и легкие отказались впускать в себя воздух.

Сквозь бьющие в ушах разрывы снарядов тяжелого калибра и плещущуюся под веками боль Петр слышал разговор:

– Отойдите, герр Лобсанг, – сказал, судя по голосу, морщинистый. – Мне не видно!

– Он не понимает по-нашему, – отозвался офицер.

– Так переведите! А то я боюсь пропустить зрелище!

Боль отступала, но очень неохотно. Петр судорожно дышал, закрыв глаза и вцепившись пальцами в подлокотники. Когда сумел поднять веки, то на лице бригаденфюрера увидел откровенное удовольствие. Азиат всё так же улыбался.

– Ты понял? – спросил допрашивающий офицер. – Понял, что с тобой будет, если не будешь отвечать? Повторяю вопрос – сколько русских войск в Вене?

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – прохрипел Петр, ухитрившись при этом издевательски ухмыльнуться.

– Швайн! – кулак офицера, затянутый в перчатку, пришел в соприкосновение с челюстью Петра. Было больно, но после предшествующих мучений – вполне терпимо.

– Спокойнее, герр Хольтц, – сказал морщинистый. – Пусть наш тибетский [12]друг попробует еще что-нибудь.

Вновь зазвучала незнакомая речь. Петр закрыл глаза, готовясь к боли.

Пальцы-сучки на этот раз коснулись шеи. Последовал ряд нажатий, и позвоночник словно вспыхнул. Яростное жжение распространилось по всей его длине, проникло во внутренности, где заполыхал настоящий пожар.

Петр изо всех сил сдерживал крик, что рвался из горла, как птица из ловушки. Руки и ноги дергались, а стальная полоса на лбу впивалась в кожу, говоря о том, как напряжена шея. Будь путы менее прочными, пленник наверняка разорвал бы их.

На этот раз боль не проходила дольше. Когда Петр смог открыть глаза, он чувствовал себя так, словно его долго и беспощадно били. Болезненные ощущения остались почти в каждом органе…

Лица окружающих сквозь пелену боли казались неправдоподобно большими и какими-то плоскими, словно блины.

– Ну что, будешь отвечать, русская сволочь? – каркающим голосом произнес один из блинов.

Петр улыбнулся и ответил как можно громче:

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия!

Следующего прикосновения он не ощутил, просто мир вокруг исчез, а тело швырнуло в черный океан боли. Его волны причудливо швыряли то, что осталось от капитана Советской армии, и в ушах безостановочно звенел чей-то вопль, похожий на вой.

Океан отступил в тот миг, когда Петр понял, что кричит он сам. Затем силы кончились, и крик перешел в сиплый хрип. Если бы не стальной обруч вокруг лба, капитан, скорее всего, бился бы головой о спинку кресла, пытаясь заглушить сверхъестественную боль обычной…

Когда он снова смог четко соображать, то ощутил резь в предплечье. С трудом сфокусировал взгляд и обнаружил, что порезал запястье о железный фиксатор. Кровь текла лениво, словно нехотя, прокладывая темную дорожку на странно белой, словно снег, коже.

– Отвечай! – донесся голос допрашивающего.

– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – прошептал Петр, но его, похоже, услышали. Последовал удар по лицу. В носу что-то хрустнуло, по губам побежала горячая соленая струйка.

Затем грохнула дверь, и в помещении раздались незнакомые голоса.

– Опять развлекаетесь, Ульрих? – сказал кто-то мягким звучным баритоном.

– А что, Август, вы против? – ответил морщинистый и, судя по звукам, встал.

Петр поднял тяжелые, словно свинцовые, веки и увидел новое лицо. Человек в мундире гауптштурмфюрера [13]смотрел на морщинистого без подобострастия, несмотря на разницу в чинах. Эсэсовская форма сидела на подтянутой фигуре очень элегантно, а возраст выдавали только седые волосы. Окантовка погон была синей и говорила о принадлежности офицера к касте военных медиков.

– Нет, я не против, товарищ, – улыбкой гауптштурмфюрер выделил последнее слово, добавив в него изрядную долю иронии. – Но есть ли смысл тратить столько времени на одного упорного пленника, если проще выбрать самого слабого и узнать всё от него?

– Этот – командир, – неохотно кивнул бригаденфюрер. – И знает больше. И кроме того, мне нравится сам процесс.

– Но сейчас вам придется прервать развлечения, Ульрих, – с равнодушной улыбкой пожал плечами Август. – Беккер только что прибыл из Зальцбурга. Там полная победа. Через десять минут Фридрих собирает совет арманов. Поспешим.

– Хорошо, товарищ, – кивнул морщинистый, и на грубом лице его проступило разочарование. Он повернулся к офицеру, ведшему допрос, и бросил:

– Отведите его пока назад. Завтра продолжим.

Нижняя Австрия, город Вена,

военный комиссариат Советской армии по Австрии

25 июля 1945 года, 19:44 – 20:00

Конев выглядел утомленным. Глаза не блестели, под ними набрякли мешки. Нелегко руководить группой войск, расположенной в непосредственной близости от союзников, которые всё чаще ведут себя как враги.

На разглядывание начальства генерал-лейтенант потратил несколько секунд, а затем по-уставному четко спросил:

– Разрешите доложить, товарищ маршал?

– Разрешаю, – кивнул Конев. – Садись, Алексей Васильевич.

Благодатов сел, по давней привычке – на самый краешек стула. Не ощущая спиной опоры, непроизвольно напрягаешься и от этого мысли становятся четкими и ясными. А уж если расслабился – пиши пропало, связно мыслить не получится.

– Обследовав территорию вплоть до Линца, самолеты вернулись. В городе Амштеттен обнаружено пять танков «шерман», меченных свастиками. На дорогах Линца наблюдается активное движение автотранспорта, а над магистратурой города развевается нацистский флаг.