Хитрости Локка Ламоры - Скотт Линч Страница 9

– Но если… – Локк вытащил из груды монет кошелек Воровского наставника (ржаво-красный кожаный мешочек) и протянул священнику. – Если вы заплатили за меня, почему мой бывший хозяин оставил вам такое щедрое пожертвование?

– О, будь уверен, я заплатил за тебя, хотя и сущую мелочь. А это не пожертвование. – Цеппи развязал мешочек и вытряхнул на ладонь содержимое – акулий зуб длиной с большой палец Локка. – Видал такой когда-нибудь?

– Нет. А что это?

– Метка смерти. Зуб волчьей акулы – личный знак капы Барсави, повелителя твоего бывшего хозяина. И нашего с тобой повелителя, коли на то пошло. Означает же метка смерти, что ты настолько туполобый, бестолковый и упрямый мальчишка, что твой бывший хозяин пошел к капе и получил у него разрешение тебя убить.

Цеппи ухмыльнулся с таким видом, будто рассказал всего лишь непристойный анекдот, и ничего больше. Локк невольно содрогнулся.

– Не повод ли это остановиться и подумать, дружок? Посмотри внимательно на этот зуб, посмотри хорошенько. Он означает, что за право тебя убить уже заплачено. В придачу к тебе я купил у твоего бывшего хозяина и твою метку смерти. А стало быть, даже если сам герцог Никованте завтра усыновит тебя и объявит своим наследником, я все равно смогу размозжить тебе башку, а самого приколотить к столбу – и никто во всем городе даже пальцем не шевельнет, чтобы мне помешать.

Цеппи проворно сунул акулий зуб обратно в красный мешочек, а мешочек повесил Локку на шею.

– Будешь носить его, пока я не разрешу снять или не воспользуюсь правом, которое он мне дает, – вот так! – Он чиркнул в воздухе двумя пальцами, наставленными на горло Локка. – Носи его на теле под рубахой как напоминание о том, что сегодня ты, считай, чудом избежал смерти. Будь твой бывший хозяин чуть менее жаден и чуть более мстителен, ты бы уже плавал в заливе с перерезанной глоткой.

– Но чего он на меня взъелся-то?

Цеппи придал своим глазам такое выражение, что Локк мгновенно устыдился своего возмущенного тона и неловко поерзал на месте, крутя в пальцах мешочек с меткой смерти.

– Послушай, дружок, давай не будем недооценивать умственных способностей друг друга. Лишь трех человек на всем белом свете тебе никогда не удастся обмануть: ростовщика, шлюху и родную мать. Ты у нас сирота, и теперь я тебе заместо матери. А значит, меня на кривой не объедешь. – Голос Цеппи зазвучал очень серьезно. – Ты прекрасно знаешь, почему твой бывший хозяин был тобой недоволен.

– Он сказал, что я… ну, недальновидный.

– Недальновидный, – повторил священник. – Хорошее слово. И да, ты действительно недальновидный. Он мне все рассказал.

Локк поднял на него широко раскрытые глаза, полные слез:

– Все?

– Решительно все. – Несколько долгих мгновений Цеппи буравил мальчика взглядом, потом вздохнул. – Ну ладно. Так сколько же добрые горожане пожертвовали на благое дело Переландро сегодня?

– Двадцать семь медных баронов.

– Хм. То есть чуть больше четырех серебряных солонов. Негусто. Но все равно больше, чем можно наворовать за день любым другим способом.

– Вы крадете жертвенные деньги у Переландро?

– Само собой. Говорю же, я – вор. Только вор не такого рода, с какими ты знался прежде, а гораздо лучше. В Каморре полно болванов, которые заканчивают на виселице потому лишь, что считают, будто воровать можно только руками.

– Э-э… а чем же воруете вы, отец Цеппи?

Бородатый священник легонько постучал себя по виску двумя пальцами и широко ухмыльнулся:

– Острым умом и бойким языком, дружок. Острым умом и бойким языком. Я пристроил свою задницу здесь тринадцать лет назад, и с тех пор благочестивые простаки Каморра исправно снабжают меня деньгами. К тому же слава обо мне идет повсюду – от Эмберлена до Тал-Веррара, что очень приятно, хотя звонкую монету я люблю куда больше славы.

– Но разве вам не тягостно жить здесь? – Локк обвел взглядом убогое каменное помещение. – Никогда не выходить дальше крыльца?

Цеппи усмехнулся:

– Этот жалкий закуток сравнительно с остальным храмом все равно что твое прежнее подземное жилище сравнительно со всем кладбищем. Так вот, Ламора, мы воры иной масти. В своем деле мы полагаемся на умение обмануть, ввести в заблуждение, заморочить голову. Мы не видим необходимости трудиться в поте лица, когда притворством и складной брехней можно заработать гораздо больше.

– Получается, вы на заманух похожи.

– Пожалуй… в том смысле, в каком бочка горючего масла похожа на щепоть красного перца. Вот почему я купил тебя, дружок, даром что здравомыслия в тебе не больше, чем в морковном корешке. Ты врешь как дышишь. Ты изворотлив, как акробат. Думаю, я смогу сделать из тебя мастера воровского дела, если ты заслужишь мое доверие.

Священник устремил на Локка пытливый взгляд, и мальчик понял, что нужно что-то сказать.

– Мне бы очень этого хотелось, – прошептал он. – А что я должен делать?

– Для начала расскажи о том, что ты творил на Сумеречном холме. Обо всех своих безобразиях, которыми довел своего бывшего хозяина до белого каления.

– Но… вы же и так все знаете.

– Знаю, но хочу выслушать тебя. Давай все как на духу, внятно и четко, без умолчаний и лишних отступлений. Если попытаешься скрыть что-то важное, мне не останется ничего другого, как счесть тебя недостойным доверия и осуществить свое право, подтверждение которого висит у тебя на шее.

– А с чего мне начать? – спросил Локк чуть дрогнувшим голосом.

– С последних своих проступков. На Сумеречном холме есть один закон, подлежащий неукоснительному соблюдению, однако твой бывший хозяин сказал, что ты нарушил его дважды, самонадеянно полагая, что тебе удастся выйти сухим из воды.

Локк густо покраснел и уставился на свои руки.

– Ну, рассказывай. По словам Воровского наставника, ты подстроил убийство двух своих собратьев и он догадался о твоей причастности к делу только после второго убийства. – Цеппи сложил ладони домиком и невозмутимо воззрился на мальчика с меткой смерти на шее. – Я хочу знать, почему ты их убил. Я хочу знать, как ты их убил. И хочу услышать это из твоих уст, прямо сейчас.