Осторожно, триггеры - Нил Гейман Страница 9

Но, как бы там ни было, я их люблю – и они дают мне повод остановиться, выйти из машины и поговорить с людьми по-человечески. Люди радуются и приглашают меня зайти в дом, когда я от чистого сердца восхищаюсь их зверинцами из автозапчастей, домиками, собранными из консервных банок и каменных блоков и обшитыми алюминием, или магазинными манекенами в исторических костюмах и с облупленной краской на лицах. И эти люди, создатели придорожных аттракционов, принимают меня таким, каким я им кажусь.

* * *

– Мы сожгли его, – сказал мой проводник. Он был уже немолод и ходил с тростью. Я познакомился с ним в городке – он сидел на скамейке перед магазином хозтоваров. Мы разговорились, и он согласился показать мне место, где когда-то стоял лунный лабиринт. Шли мы небыстро, и я воспользовался этим, чтобы его расспросить. – Так и настал конец лунному лабиринту, – добавил он. – Сгорел в два счета. Стенки-то из розмариновых кустов были. Разом все полыхнуло и пошло трещать, что твой фейерверк. И дыму вниз с холма нанесло целую тучу. Пахло так, что пальчики оближешь, – только жареного барашка не хватало.

– А почему вы этот лабиринт назвали лунным? – спросил я. – Ради красного словца?

Старик задумался.

– Ну, я даже и не знаю, как вам сказать. Вроде и так, да не так. Мы-то между собой его звали просто дорожкой…

– Да рожки, да ножки… – пробормотал я.

– Тут были свои правила, – не обратив на меня внимания, продолжал старик. – По дорожке начинали ходить на другой день после полнолуния. То есть на другую ночь. Входишь, где положено. Идешь до самого центра, а там разворачиваешься и шагаешь обратно тем же путем. Только на полной луне мы никогда не ходили… а, ну да, это я уже сказал. На другую ночь после полной луны еще светло, так что ходить можно. А так-то ходили и в другие ночи, лишь бы света хватало. Парочки это дело очень любили. Входили, где положено… а, да, это я уже говорил. В общем, так и ходили, пока луна не состарится.

– А в новолуние никто не ходил?

– Кое-кто ходил. Да только не так, как мы. В безлунные ночи тут дети озорничали – приходили с фонариками. Шалопаи, дурное семя. Знаете, из тех, кого хлебом не корми – дай попугать друг друга. У них тут был Хэллоуин каждый месяц. Рассказывали потом всякое. Кое-кто вроде даже палача видел.

– Какого еще палача? – изумился я. Нечасто в обычном разговоре услышишь такое слово.

– Да просто палача. Ну, такого, знаете, что людей пытает. Сам-то я его не видал.

С вершины холма потянуло ветерком. Я принюхался, но не учуял ни горелой травы, ни пепла, ничего такого. Пахло обычным летним вечером. Где-то цвели гардении.

– Так вот, я говорю, в безлунные ночи сюда только ребятня шастала. А как народится новый месяц, тут уж наставало время для деток помладше. Родители их сюда приводили и вместе с ними ходили по дорожке. Дойдут до центра, встанут там и детишкам молодой месяц показывают – смотрите, мол, это небо вам улыбается. Смотрите, смотрите, какая большая желтая улыбка! А маленькие Ромул и Рем, или как там тех детишек звали, тоже улыбаются, смеются и ручонками машут, словно хотят месяц с неба стянуть и себе нацепить на личико.

А потом, как луна прирастать начнет, наставало время для парочек. Молодые сюда ходили миловаться… да и старые ходили, хотя друг с другом пообвыклись и уж, казалось, забыли давно, как оно по молодости. – Старик тяжело оперся на свою трость. – На самом-то деле ничего не забывается, – вздохнул он. – Там, внутри, оно все по-прежнему живет. Голова забывает, но, может, зубы помнят. Или пальцы.

– И что, они тоже с фонариками ходили?

– Когда как. Бывало, что да, а бывало, что и нет. Чаще ходили в такие ночи, когда луна не пряталась за тучами. Но рано или поздно приходили все. Чем круглее луна, тем больше народу, и так день за днем… гм-м… то есть ночь за ночью. До чего же был прекрасен мир!

Машины они оставляли внизу, вот там же, где вы свою оставили, и на холм поднимались пешком. Да-да, все непременно пешком шли – ну, не считая инвалидов на колясках да младенцев у родителей на руках. Потом, на вершине, парочки останавливались поласкаться. А потом шли в лабиринт. Там скамейки стояли, можно было остановиться и посидеть. Они и садились – еще чуток поласкаться. Вы небось думаете, это только молодые? Как бы не так. Те, что постарше, тоже. Плоть взывает к плоти. Бывало, услышишь через стенку, как они там сопят и возятся, ну чисто звери, так и поймешь, что торопиться не надо, а лучше так и вовсе в другой поворот заглянуть. Нечасто они мне там попадались, но бывало. И я тогда сердился даже, а теперь понимаю. Понимаю, каково это. Губы к губам. Под луной.

– А сколько в точности лет этот лунный лабиринт простоял тут, пока его не сожгли? Что построили раньше – его или дом?

Мой проводник презрительно фыркнул.

– Раньше, позже… не все ли равно, когда это все уже в прошлом? О лабиринте Миноса вон до сих пор толкуют, хотя куда ему до этого. Десяток ходов под землей, да этот парень с рогами, что бродил там из года в год, одинокий, запуганный и голодный. На самом деле голова-то у него была не бычья.

– А вы откуда знаете?

– Да по зубам же понятно. Быки и коровы – они жвачные. Мяса не едят. А минотавр ел.

– А мне и в голову не приходило.

– Никому не приходит.

Тропа становилась круче.

«Нет больше никаких палачей, – подумал я. – И я не палач». Но вслух сказал только:

– А эти кусты, из которых были стенки? Что, настоящая живая изгородь?

– Настоящая, а то как же. И нужной высоты, все как положено.

– Не знал, что в этих краях розмарин вырастает таким высоким.

Я и вправду не знал. Далеко я забрался от дома.

– Зимы у нас теплые. Розмарину тут хорошо.

– Ну и почему вы его сожгли?

Старик ответил не сразу.

– Когда доберемся до вершины, вы поймете, как тут все устроено, – наконец сказал он.

– И как же тут все устроено?

– На вершине увидите.

Между тем подъем стал еще круче. Прошлой зимой я повредил колено – поскользнулся на льду. Так что быстро бегать я теперь не мог, а крутой подъем в гору или даже просто по ступенькам стал сущим мучением. С каждым шагом колено простреливало болью.

Другой на моем месте, обнаружив, что местная диковинка, которую он хотел посетить, вот уже несколько лет как сгорела, попросту вернулся бы в машину и поехал дальше. Но меня так легко не отвадить. Самые лучшие места, какие я в своей жизни видел, были мертвы: закрытый парк аттракционов, куда я пробрался ночью, дав сторожу на бутылку, или тот заброшенный сарай, где, по словам местного фермера, прошлым летом поселилось с полдюжины бигфутов. Фермер сказал, они завывали по ночам и страшно воняли. Почти уже год прошел с тех пор, как они снялись и двинули дальше, но в сарае все еще стоял густой звериный дух – хотя, возможно, это были просто койоты.