Черный Пеликан - Вадим Бабенко Страница 9

Гиббс замолчал, вполне довольный собой. Пиолин, ворча – следопыт, следопыт – поглядывал попеременно на меня и на Гиббса, и руки у него тряслись, от старости наверное, и тогда я понял что больше ничего путного от них не дождусь, и нужно уходить отсюда прямо сейчас. В нескольких словах я поблагодарил обоих за помощь, Гиббс воззрился на меня задумчиво, а я достал бумажник, положил на стол несколько купюр и приготовился встать.

Но встать не удалось. На локоть мне легла каменная ладонь и без всякого усилия пришпилила меня к столу. Я почувствовал себя бабочкой, распластанным жуком, верхний свет опрокинулся надо мной от неожиданности, потом покачался и снова встал на место, а ладонь осталась пока на локте, ослабив правда нажим. «Не надо спешить, дорогой гость, – сказал Пиолин ласково, снимая наконец руку с моего локтя. – Не нужно спешить, ведь мы еще не закончили. Вы видите, Гиббс не спешит уходить, и я не спешу, а мы ведь занимаемся вашим делом, а не моим и не гиббсовым. Мы теперь должны держаться вместе – как партнеры держатся друг друга, ведь мы партнеры теперь, и мы с Гиббсом столько сил уже извели на этого вашего знакомого, на наш план, да и на вас, скажу я вам, что назад-то уже и не повернешь. Никто не любит, когда отступают с полдороги, и мы с Гиббсом не любим, поскольку отступать не выучены. Не так ли, уважаемый друг?» – обратился он к Гиббсу, и тот энергично покивал.

«А план-то наш того, дрянной, – неожиданно продолжил Пиолин, вновь обращаясь к Гиббсу и не глядя на меня совсем, хоть я и чувствовал настороженность его руки, лежащей в сантиметрах от моего локтя, – дрянной, потому что квадратов слишком много, и если их все перебирать, заклеивая, то ничьего терпения не хватит. Так что о плане этом надо забыть, и вообще о городе надо забыть, потому что в городе Юлиана искать бессмысленно, а идти надо в дюны, там все на виду, да и, скорей всего, там-то мы его и найдем, где же ему еще быть?»

«А что, – протянул Гиббс – тоже идея», – а у меня в голове пронеслось: – «Дюны – опять дюны… Случайно или неспроста?» Все происходило как-то слишком быстро, я чувствовал себя основательно сбитым с толку. Даже и сам город М. еще вчера был знаком мне только по слухам, что уж говорить о тех местах, куда я и вовсе не мечтал попасть. О них вообще предпочитают умалчивать, словно не желая забредать на ненадежную почву, а Пиолин вон не стесняется ничуть – ему что дюны, что не дюны, болтает и глазом не моргнет. Даже странно: совсем пропадает пиетет, будто можно прямо тут сговориться, как о загородной прогулке, и – вперед, на самый край света, не имея сомнений, без которых казалось бы никак. Ну хорошо, сомнения вообще присущи не всем, но все же неясно – туда что, так каждого запросто и зовут?

Я посмотрел на Пиолина, потом на Гиббса, как будто ожидая разъяснений, но они были заняты друг другом, принявшись обсуждать новый абсурдный план – и не просто план, а конкретный маршрут, словно наш поход был уже решенным делом. Ну нет, подумал я, это вы зря, это уж вы погорячились. Сами-то идите куда хотите, а меня не трогайте, покорно благодарим. Юлиан – дело исключительно мое, и займусь я им сам и не далее как завтра. Дюны тут скорее всего ни при чем, и в любом случае начинать нужно с города, да и, прямо скажем, слишком многое наворачивается с самого начала – и без дюн голова кругом. И не надо думать, что рукой на локте можно меня запугать – нет, не на того напали…

Тут же я прислушивался невольно к названиям, звучащим чудно и тревожно, и жалел в глубине души, что все это зря, и зовут меня конечно же не всерьез. А что, если всерьез? – От этих двоих можно ждать чего угодно… Какое было бы приключение! – Обидно, что мне с ними не по пути. Они-то, наивные, считают, что я не смогу отказаться, что я уже поддался и согласился, да и многие согласились бы на моем месте, но я занят, занят, поймите – придется как-нибудь в другой раз. Конечно, неплохо было бы утереть Юлиану нос – пусть он очутился в городе М. раньше меня, но если, скажем, первым забраться в дюны, то это явно перевесит. Или не перевесит? И кому докажешь? А вдруг он и в дюнах уже побывал…

Последняя мысль была неприятна, и я заерзал на стуле, так что Гиббс повернулся ко мне и глянул в глаза весело и жестко, как бы проверяя мгновенным импульсом. Это длилось один лишь миг, и он тут же отвел взгляд, словно в разочаровании, но мне вдруг захотелось убедить себя самого – а почему бы и нет, почему бы и не пойти с ними, хоть даже из одного упрямства, просто из независимости или из любопытства, пусть никакого Юлиана мы там не найдем в помине? Конечно, это уводило в сторону и вообще вносило много лишнего – я удивлялся сам себе, но никак не мог придумать достойного возражения. Взгляд Гиббса все чудился тенью в зрачке, да еще и Пиолин стал доказывать настойчиво, что этот-то план – что надо, не чета предыдущему, «да и дюны заодно посмотрите, дорогой гость, и, глядишь, человека вашего разыщем». Он все бормотал и бормотал – про Юлиана, про следопыта Гиббса, потом опять про новый план, который не то что прежний, а лучше в сотни раз, так что он, Пиолин, даже жалеет, что не может с нами, дел многовато, гостиница – это вам никакая не шутка. «Ну да не беда, – поспешил он меня успокоить, – с вами пойдут еще люди, наши с Гиббсом знакомые – хорошие знакомые, в дюны, знаете, чем больше людей, тем лучше», – и только он начал про них, как дохлый осьминог прилетел из глубины зала и попал Гиббсу в плечо, затем кто-то крикнул, мы вскочили, и началась драка.

Все произошло так быстро, что я не успел заметить, откуда взялись двое загорелых мужчин в черных куртках, от которых будто пахло болотом, и целая группа юнцов за ними – никак не меньше человек десяти. Когда я поднял глаза, загорелые пятились к стене справа от нас, а юнцы медленно надвигались от стены слева, где был выход, громко ругаясь и швыряя в тех двоих всякой дрянью, которую они хватали со стойки бара и прямо со стоящих на пути столов. Мы очутились в центре происходящего, юнцы шли прямо на нас, двигаясь по-хозяйски, и мне стало не по себе.

Я оглянулся на преследуемых. Те озирались по сторонам, но в общем выглядели вполне спокойными, хоть отступать им было некуда, и положение их казалось незавидным. Прошла секунда, не более, но, повернувшись назад, я вдруг увидел, что юнцы уже тут, прямо у нашего стола, Пиолин смотрит на них снизу-вверх, глупо раскрыв рот, а Гиббс стоит и говорит что-то. Потом один из них, приземистый блондин, подскочил сбоку и нанес свистящий удар чем-то черным, от которого Гиббс увернулся, как кошка, а после все завертелось, словно в беспорядочном сне. Я помню, как Пиолин держал блондина стальным захватом за горло, упираясь коленом ему в позвоночник. Блондин хрипел, а Пиолин косил на него налившимся кровью глазом и приговаривал: – «Сейчас я тебя полечу, сынок, полечу…» Двое в черных куртках внезапно оказались в самой гуще и раздавали мгновенные страшные удары, пол сразу стал забрызган кровью, несколько юнцов лежали вниз лицом, не двигаясь, остальных, избивая, гнали к выходу. Я кинулся к Пиолину, чтобы спасти блондина, мне казалось, он сейчас его задушит, но кто-то навалился на меня сзади, и мы упали на пол, прямо на склизкого осьминога, причем я проехался по нему лицом, цепенея от отвращения. Державший меня шептал прямо в ухо: – «Погоди, погоди, дай позабавиться», – а я вертелся в его руках и никак не мог повернуться, а когда вырвался, то свет внезапно погас, и ничего не стало видно.