Все грани мира - Олег Авраменко Страница 9

Вопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, всё посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревоженно, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с её стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь всё зависело от того, когда вернётся её подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть.

А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой — как говорится, работа не волк, в лес не убежит, — выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна.

— Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, — сказал я Леопольду. — Но, если допустить что Бог и Дьявол — разные проявления одной и той же вселенской сущности, то…

Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю — как к человеку и христианину, — я не стану цитировать его ответ.

В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была само воплощение спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала.

Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал.

— Наконец-то!

— Ну же, открывай! — поторопил меня Леопольд. — Это она, точно она.

Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь.

…Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб — окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю — её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком колготок, совсем обалдел…

Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы прекрасней её. Инна красива самой очаровательной, самой привлекательной красотой в мире — красотой жизни, красотой живой женщины, жены, будущей матери. Я никогда не понимал красоты даже самых великих произведений искусства — они способны лишь захватить дух, потрясти воображение, вызвать, наконец, слёзы восторга и вздохи восхищения, — но действительно красивой может быть только жизнь…

Когда я немного пришёл в себя — ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, — мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку.

Мы оба были очень взволнованы. То и дело встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я — в основном на её ножках.

Невесть сколько времени так прошло — мне казалось, целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла:

— Не знаю даже, как вас благодарить…

— Не за что, — пробормотал я, млея. — Мне даже было приятно…

— Вот… — Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. — У меня было…

— Что вы! — Я энергично замахал руками. — Я не могу…

(Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времён.)

— Прошу вас, — настаивала Инна. — Вы утруждали себя лишними хлопотами. Ездили в университет.

Тут вставил своё веское слово Леопольд:

— Что правда, то правда. Владислав принял близко к сердцу мои беды. А ты почему так долго не появлялась?

— Я не виновата, котик, — ответила Инна. — Как только Наташа мне позвонила, я сразу поспешила к тебе.

— Значит, это Наташа! Ну, я ей задам…

— Она тоже не виновата. Просто задержалась и лишь недавно приехала. — Инна вновь протянула мне бутылку: — Возьмите, это от души.

— Вы, наверное, держали её для какого-то знаменательного события…

Леопольд опять вмешался в наш разговор, но на этот раз очень кстати. Кот, что называется, сделал ход конём.

— А разве сегодня не знаменательный день? — Он притворился возмущённым. — Я нашелся, вы познакомились, к тому же у меня появилась подруга. — И он указал лапой на Лауру.

Наши лица мигом просветлели. Мы облегчённо вздохнули и обменялись тёплыми улыбками. Я готов был расцеловать кота — он помог нам выпутаться из неловкого положения.

— Такое событие грех не отпраздновать, — сказал я. — Может, и правда выпьем по бокалу?

Инна молча кивнула. Я расценил это, как знак согласия, взял из рук Инны бутылку, откупорил её и наполнил два бокала пьянящим зельем. Коты по такому поводу получили полное блюдце сметаны.

Я не раз слышал, что шампанское, даже в небольших количествах, очень опасно влияет на молоденьких девушек. Не знаю, относится ли это ко всем молоденьким девушкам, но, по крайней мере, на Инну шампанское действует безотказно. Уже после нескольких глоточков она перестала смущаться, мы тут же перешли на ты и вскоре так оживлённо разговорились, что Леопольд обиженно надулся — он привык всегда быть в центре внимания, а мы с Инной, увлечённые друг другом, почти не замечали его.

Я немного рассказал о себе, а Инна — о себе. Как я уже и сам догадался по её фамилии и лёгкому акценту, она была полькой, но родилась и выросла в нашей стране. Её отец, мать и младший брат жили во Владимире — конечно, не в Суздальском, что в России, а в более древнем, хоть и менее известном, на Волыни. Когда Инна поступила в университет, родители купили ей в Киеве квартиру, на которую не пожалели денег, поскольку были твёрдо убеждены, что общежитие — не место для порядочной девушки. Зная университетские общаги не понаслышке, я должен был признать, что родители Инны — люди мудрые и осмотрительные.

Потом, к большому удовольствию Леопольда, мы поговорили о нём и вскоре пришли к заключению, что как он сам, так и его способность разговаривать — настоящее чудо. Просто невероятное чудо — однако, по нашему мнению, если бы мир был насквозь материалистичным и в нём не существовало чудес, жизнь была бы скучной и безрадостной.