Всадники ночи - Александр Прозоров Страница 9

— Холопы твои, княже, пусть на сеновале спят. Ныне не замерзнут. А тебе я светелку чистую отвела. Пойдем, покажу.

— А может… я тоже на сеновале, боярыня? — кашлянул Зверев. — К чему беспокойство?

— Помилуй, княже, что люди скажут? Достойного гостя хозяйка, ровно челядь, в траву ночевать погнала?

— Я человек привычный. В походе ратном и на земле спать доводилось.

— Ты не в походе, княже, — с неожиданной холодностью отрезала Лукерья Ферапонтовна. — Ступай за мной, постель твою покажу.

Андрей поймал краем глаза ухмылку Пахома, поморщился, но поднялся. Когда тебе не делают прямых предложений — трудно ответить решительным отказом. Вот и оказываешься в положении глупейшем. Не то чтобы вдова Храмцова была неприятна, некрасива, не то чтобы он отказался бы в пути от небольшого сладкого приключения — но вот пока что не испытывал Зверев никакого интереса к дамам ее возраста. Даже вполне приятным на вид. И уж, конечно, развлекать ее не нанимался, с какой бы радостью Лукерья Ферапонтовна князя Сакульского ни привечала.

«Как же от нее отвертеться, чтобы не обидеть?» — лихорадочно думал он, следуя за женщиной. Чем кончается показ постели гостю, он отлично знал — не первый год по Руси ездил. Правда, чаще всего с таким поручением девок дворовых присылают. Помоложе, поядренее. Жене своей такого поручения ни один боярин не даст. Но если хозяйка вдова — кто же ей запретит?

Они миновали сени, вошли во второй сруб. Здесь было темно, явственно припахивало кислятиной. Но не сильно — как от старой вещи, забытой в дальнем углу.

— Здесь у меня людская, — пояснила Лукерья Ферапонтовна, посветив в одну из дверей. — Там мужики спят, тут бабы. Ну и холопы, коли кто из бояр заезжает. А сия светелка аккурат для дорогих гостей…

Зверев наклонился, вслед за женщиной ступая в низкую дверь. Хозяйка обошла постель, запалила от своего подсвечника две свечи у изголовья широкой постели, отступила, обвела рукой комнату:

— Скромно, княже, однако в чистоте содержим, не беспокойся. Чем богаты. Коли на двор пойдешь, затвор за собой прикрывай. Ныне все уж дома, никого не ждем. Спокойной тебе ночи… — Лукерья Ферапонтовна низко поклонилась и вышла из светелки.

— Фу-ф, — отер лоб Андрей. — Ай-яй-яй, как я мог подумать так плохо о приличной женщине? Она всего лишь показала мне светелку. Это у меня только одно на уме.

Он отступил к стене, чтобы не загораживать свет свечи, огляделся. Комнатка и вправду была скромная: сундук у стены, лавка, табурет да подставка небольшая рядом с топчаном. Зато постель — широкая, застеленная чистым бельем, с двумя высокими подушками и перьевым одеялом — выглядела роскошной. А что еще для ночлега надобно!

Князь Сакульский сладко потянулся, снял пояс, кинул на лавку, рядом положил епанчу, сел, собираясь стянуть сапоги, но вовремя спохватился:

— Чего там хозяйка про двор говорила? Засов закрывать? Значит, удобства на улице. Лучше сейчас сходить, чтобы ночью не вскакивать…

Зевнув, он выпрямился, притопнул ногой, поправляя сапог на место, на ощупь побрел через коридор и сени, нашел толстый деревянный засов, сдвинул его и выбрался на крыльцо. В лицо тут же дохнуло пьянящей свежестью, аж голова закружилась.

— От конопли, что ли, ветер дует, — усмехнулся Зверев и сбежал по ступеням вниз.

Полуночная темнота вовсе не была непроглядной. Черное небо оставило в этот раз землю без звезд, без луны — но слабый свет откуда-то все же сочился, позволяя различить силуэты двух деревьев за домом, угол крыши, бревенчатую стену, будку с безмятежно дрыхнущей собакой.

— Бездельник лохматый, — покачал головой Андрей. — Хозяева на боковую, и он тоже. Кто дом сторожить будет?

Псина не ответила. Только кузнечики застрекотали еще громче и старательнее, да соловьями залились лягушки на неведомом приезжему водоеме. Зверев прошел несколько шагов в одну сторону, в другую и понял, что отхожего места найти не сможет. Темно слишком, чтобы в незнакомом месте бродить. Пришлось обойтись кустами бузины, что они миновали, подъезжая к дому.

— Ой, хорошо-то как! — возвращаясь, глубоко вдохнул Андрей теплый летний воздух. — Всегда бы такая погода стояла. Не душно, не холодно. И поля не сушит.

Краем глаза он заметил какое-то шевеление возле дерева за домом, повернулся, рука привычно скользнула к поясу… оставленному в светелке вместе с кистенем и саблей.

— Кто там?! — грозно прикрикнул Зверев. — А ну, выходи!

В плотных сумерках повторилось неясное темное шевеление, после чего от дерева отделилась тень с человеческими очертаниями, скользнула ближе.

— Кто крадется?! Отзовись! — Глаза Андрея заметались по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, способное заменить оружие, но земля в ночи казалась однообразно черной, без травы, тропинок и каких-либо предметов. — Кто идет?!

— То я, боярин, Цветава, — почему-то шепотом ответила незнакомка. — В дом хозяйский иду.

— Цветава? — Зверев усмехнулся своим страхам. — Красивое имя. Интересно, сама ты какова?

— Гляди, боярин, коли любопытно… — Незнакомка приблизилась метра на три, и сумерки позволили различить полуразмытые черты лица, обернутую поверх головы толстую косу, высокую лебединую шею, узкие плечи, свободно ниспадающее тонкое платье. Или это исподняя рубаха?

Тут не к месту протяжно, по-волчьи взвыла в будке сонная псина, и девушка резко остановилась.

— Ты и вправду Цветава, — тихо сказал Андрей. — Словно цветок полевой, тонка и красива.

— А ты, боярин, сказывают, князь? — чуть склонила она набок голову.

— Есть немного, — подтвердил Зверев под аккомпанемент собачьего воя.

— А вправду сказывают, боярин, что князья русские так горды, что к барышням безродным не прикасаются совсем, как бы любовью сердечко девичье ни томилось?

— Ты хочешь это проверить, Цветава? — сделал шаг навстречу Андрей, и тонкие, словно выточенные из слоновой кости черты женского лица наконец проступили из сумрака.

— Хочу, боярин, — протянула руки навстречу девушка и…

— Кто здесь?! — Хлопнула входная дверь. — Что за шум? Ты чего разошелся, пустобрех?

— Это я, Лукерья Ферапонтовна, — отозвался Зверев. — Вышел перед сном немного проветриться.

— Прости, княже. — Женщина опустила топор и запахнула полы тулупа. — Слухи у нас тут дурные ходят. Да и пес… развылся.

— Я уже возвращаюсь… — Андрей повернулся к Цветаве, но девушка исчезла, словно ее и не было. Видать, хозяйки испугалась. Князь Сакульский разочарованно махнул рукой: — Ну вот… Иду, Лукерья Ферапонтовна, иду. Не беспокойся, боярыня, я дверь закрою.

После улицы и темных сеней светелка показалась залитой ярким светом. Однако делать при свете тут все равно было нечего. Андрей стянул сапоги, рубаху, развязал пояс портов и влез под одеяло, на чистые прохладные простыни. Сладко потянулся, дунул на свечи и закрыл глаза. Но едва он начал проваливаться в сладкую дрему, как скрипнула на подпятниках дверь, послышались осторожные шаги.