Порода героев - Лорен Л. Колман Страница 9

– Не имеет значения, – пробормотал Гатха вслед ссутулившемуся ученику.

Отчет касался прошлого. Значение имело только настоящее. За его спиной со звоном снимали со стенда забракованную матку. Грохот разносился по всему залу. Гатха уже думал о другом. У него было много свежих идей.

Карн поймал себя на том, что специально медлит. Баррин с Урзой попросили его вызвать Гатху, а он по пути уже дважды умудрился отвлечься на посторонние дела.

Гатха жил и работал в собственной небольшой мастерской в зоне замедленного времени. Войдя в переходной шлюз, Карн задержался осмотреть устройство, смягчающее воздействие смены временных потоков на живой организм. Резкое изменение скорости тока крови вызывало эмболию и внутреннее кровоизлияние. Переходной шлюз заполнялся медленной водой из того самого источника, которым пользовался Гатха для своих опытов. Затем вода распылялась, заполняя с последовательно возрастающей плотностью несколько камер. Переход из одной камеры в другую приводил к постепенному замедлению субъективного течения времени. Затем вода снова конденсировалась и через вторую скважину стекала вниз. Весьма удачное усовершенствование первоначального шлюза, построенного под руководством Джойры.

Джойра. Она почти всегда присутствовала в мыслях серебряного человека. Она была первой, с кем подружился Карн, обретя сознание. Однажды он поверил в ее смерть, но она вернулась к нему… только для того, чтобы снова уйти в жизнь, в которой нет места Толарии. Они еще встречались иногда, примерно раз в десятилетие, но Джойра уже пережила боль разлуки, а вот Карну время не приносило облегчения. На Толарии, где оно покорно служило целям людей, серебряный человек не мог найти средства отдалить от себя горе полувековой давности. Невеселая шутка.

Выйдя из шлюза в открытую медленновременную зону, Карн задержался возле клумбы, чтобы сорвать хризантему. Ее мягкий багрянец напомнил ему оттенок темных волос Джойры, а сладкий аромат – легкий запах духов, порой исходивший от нее. Наконец он должен был признаться самому себе, что все это лишь предлоги и ему просто не хочется исполнять поручения. Он всучил пурпурную хризантему проходившей мимо ученице и решительно зашагал к башне Гатхи, даже не ответив на удивленный взгляд девушки.

«Нюхая цветочки, не избавишься от боли, и такое занятие не повод отвлекаться от дела».

Однако изгнать из памяти воспоминания о Джойре оказалось не так легко. Карн тянулся к людям, и сознание того, что рано или поздно они уйдут из его жизни, не препятствовало стремлению к дружескому общению. Тем мучительнее становилась каждая потеря.

В мастерской Гатхи было установлено постоянное поле, в котором неудачные образцы метатранов сохранялись неизменными, пока молодой ученый готовил очередное испытание. Сейчас в клочок застывшего времени были втиснуты четыре образца. Два были настолько изуродованы, что мало напоминали изначальную, гуманоидную форму. Третий, скособоченный и горбатый, все же походил на человека. Четвертый выглядел совершенным во всех отношениях, вплоть до гладкой синей кожи с темными знаками, похожими на татуировку. На самом деле эти знаки были врожденными и никогда не повторялись у разных образцов. В постоянном поле эти существа могли храниться вечно, однако рано или поздно их уничтожали, поскольку участки таких полей предназначались для хранения жизнеспособных воинов до времени ожидавшегося вторжения фирексийцев. Карну подумалось, что от таких уродцев следовало бы поскорей избавиться. Однако в том-то и дело, что Гатхе это не приходит в голову. Молодой куратор талантлив, но ему не хватает ответственности. Таким же был поначалу. Тефери, но тот из испорченного мальчишки вырос в достойного мага. Пока что Карн не мог сказать того же о Гатхе, хотя и надеялся, что со временем все наладится.

– Что такой тусклый, Карн? – поинтересовался Гатха, заметив вошедшего. – Давно не полировался? – он посмеялся собственной шутке, потом оглянулся на застывших воинов и стал серьезен. – Я ждал тебя. Баррин, надо думать, снова недоволен?

– Он хочет видеть тебя немедленно.

Гатха продолжал разглядывать метатранов. Он досадливо морщился, то ли при мысли о вызове Баррина, то ли обнаружив новые дефекты в образцах.

«Вот, опять то же самое. Увлечется чем-то и забывает обо всем на свете, а ведь несколько секунд задержки здесь отзываются в реальном времени долгим ожиданием для Баррина и Урзы», – подумал Карн.

– Полюбуйся, – хмыкнул Гатха. – Безупречная внешность. Красавчик. – Он откинул со лба прядь прямых черных волос.

В последние годы Карн стал замечать, что Гатха охотно выставляет напоказ свою татуировку, словно она чем-то роднит его с воинами-метатранами.

– И притом абсолютно неуравновешен, – продолжал молодой куратор. – Проявляет агрессию при любом приятном или неприятном воздействии, а в другое время сворачивается клубком и на целые дни впадает в кататонический ступор.

– А остальные? – Карн кивнул на изуродованные тела.

Молодой ученый нисколько не смутился.

– Это старые. – Гатха пренебрежительно махнул рукой и потянулся погладить свою козлиную бородку. – Нет, последний ближе всего к поставленной цели. Несколько субъективных лет мои лаборатории в ускоренном времени будут заняты разработкой этого варианта.

– Нет, – возразил Карн. – Не будут.

Он предпочел бы, чтобы эту новость сообщил Гатхе кто-нибудь другой, однако Баррин дал прямой приказ: если куратор немедленно не ответит на вызов, Карн должен сам сказать ему все.

– Твои лаборатории передают под другие программы. В рамках работы над Породой, но под руководством другого куратора и под контролем одного из магистров.

Вот теперь Гатха смотрел только на Карна.

– Приказ Баррина? – Он даже не пытался скрыть свою ярость.

Карн медленно опустил голову.

– Ну это мы еще посмотрим!

Он схватил плащ и бросился к двери, начисто забыв о серебряном человеке. Карн тоскливо побрел за ним. Он с трудом находил оправдание собственной жестокости. Однако Баррин, очевидно, предвидел развитие событий. Вероятно, чтобы пронять куратора Гатху, нужны сильнодействующие средства.

Баррин и Урза вдвоем завладели аудиторией, рассчитанной на сотню слушателей. Просто заняли первое попавшееся пустое помещение. Мироходец теперь редко бывал на Толарии. Фирексийцы шли за ним по пятам, и он боялся навести их на остров. По той же причине реже заходил в порт и «Маяк».

Тем не менее случалось, что его присутствие в академии было необходимо, и дело Гатхи относилось как раз к таким случаям. Провинившийся куратор стоял между своими наставниками и первым рядом скамей. На его губах застыла презрительная улыбка: обиженный ребенок, убежденный в своем превосходстве, с нетерпением дожидающийся времени, когда малый рост и слабые силы перестанут его сдерживать.

На взгляд постороннего, Гатха великолепно держался под ливнем упреков старших. Молчал, чуть покраснел, и только неподвижный взгляд выдавал его истинные чувства. Он все ниже склонял голову, отвечая на каждое обвинение Баррина, и покорно поклонился, выслушав окончательный приговор Урзы: