Сидящие у Рва - Сергей Смирнов Страница 9

Теперь Хируан и еще несколько ученых постоянно бывали во дворце, посвящая Аххага, то с помощью толмача, то на языке Равнины, в известные им тайны нуаннийских жрецов.

То, что узнавал Аххаг, мало что проясняло.

Аххаг стал угрюм и злобен, и даже Крисса, бывало, гнал от себя.

Стража то и дело видела, как Аххаг, в полном одиночестве, бродил по бесчисленным коридорам дворца, прислушивался к чемуто, подолгу замирал на одном месте.

Когда Крисс поинтересовался, что именно угнетает повелителя, Аххаг произнес загадочно:

— Ничего. Это прекрасный дворец, и жаль, что у меня остается мало времени, чтобы как следует изучить его тайны.

Между тем слуги доносили, что Аххаг часто не спит по ночам, из его опочивальни доносятся то бормотанье, то вскрикиванья.

Крисс вызвал личного лекаря царя Багу и приказал ему тщательно обследовать высочайшего пациента.

Лекарь в одну из регулярных встреч с Аххагом попросил позволения послушать его пульс и провести исследование роговицы глаз.

Аххаг грубо ответил, что чувствует себя прекрасно.

Лекарь посоветовал Криссу добавлять в пищу повелителя немного опиума.

Но сделать это было затруднительно: пища готовилась под строжайшим контролем и подсыпать в кушанье порошок не представлялось возможным. Для этого пришлось бы посвятить в тайну десяток-другой слуг и даже рабов.

Впрочем, одного союзника Крисс нашел. Это была царственная супруга Аххага Домелла. Она могла подсыпать сонный порошок в вино, которое супруги пили наедине.

* * *

В одну из ночей из комнаты, где спал наследник, послышались крики и шум. Перепуганная нянька крикнула стражу, сообщили Домелле, и мать прибежала к сыну, успев лишь накинуть на плечи длиннополый киаттский плащ.

Малыш бился в истерике, корчился, заходился в крике, и никакие укачивания, уговоры и другие ухищрения не могли его успокоить.

Домелла прижала его к груди и стала носить по комнате, но не смогла удержать — едва не выронила, няньки подхватили его и снова уложили в колыбель.

Немедленно вызвали лекаря. Багу прибыл, также поднятый с постели. Он приготовил снадобье, но малыш отказывался сосать заткнутую тряпкой склянку.

Тогда применили силу и влили снадобье ему в рот.

Вскоре наследник успокоился и уснул.

Остаток ночи Домелла провела у колыбели и лишь перед рассветом отправилась почивать.

Но на следующую ночь припадок повторился. И после осмотра Багу вынужден был признать, что мальчик заболел.

— Ты знаешь причину? — спросила Домелла.

Багу покачал седой головой.

Тогда Домелла сообщила о болезни сына царю.

Аххаг, казалось, вовсе не был опечален этим известием.

— Позовите Хируана! — велел он и с каким-то странным блеском в глазах взглянул на Домеллу.

* * *

Домелла, царственная супруга Аххага Великого, была неизвестного происхождения; никто не знал даже, откуда, из каких краев она родом.

Она воспитывалась при дворе деда Аххага, царя Каула. Впрочем, царством владения Каула можно было назвать лишь с натяжкой.

Каул, хотя и носил титул царя, управлял лишь одним городом — Аммахаго — и территорией в верхнем течении Алаамбы и в Долине Зеркальных Озер.

Его подданные еще не были аххумами, и назывались каулами — это была одна из ветвей многочисленных аххумских родов, расселившихся на северном побережье Арли, на плато Боффа и в горах Гем.

Аммахаго был небольшим городком на морском берегу, городком, представлявшим собой скопище глинобитных домов.

Каулы занимались скотоводством и земледелием, а еще — разбоем, делая набеги на соседние владения, а то и пиратствуя на море.

Однажды царю Каулу донесли, что к берегу прибило плот, на котором обнаружены двое — умирающий старик и грудной младенец.

Каул поспешил к берегу. Младенец — девочка — хотя и был сильно изможден, но вполне жизнеспособен; когда одна из женщин дала ему грудь, ребенок начал жадно сосать, а после спокойно уснул.

Старик же был очень худ. На нем было длинное одеяние из грубой шерсти, когда-то черное, а теперь выцветшее от солнца и соленых морских брызг. Лицо его, мертвенно бледное, прикрывал капюшон, а поясом служил обрывок веревки.

Старика положили в тень и дали вина. Он ненадолго пришел в себя. Обвел полубезумными глазами склонившихся над ним людей и сказал что-то на незнакомом языке.

Это не был язык Равнины, который жившие у моря каулы достаточно хорошо знали; это не был язык Туманных гор, который знали каулы, жившие у Зеркальных озер. Это был странный, грубоватый, но стройный язык, похожий на воинские команды и отличавшийся особой прелестью.

Поняв, что ответить некому, старик забеспокоился, привстал, и несколько раз повторил одно и то же слово. И когда ему показали мирно спящую девочку, он благодарно кивнул и вновь повторил то же самое странное слово.