Цвет крови - серый - Владимир Брайт Страница 9

Мне надоела эта бессмысленная игра, поэтому, отложив в сторону лук, я устало опустился на землю — давало о себе знать невероятное напряжение последних нескольких минут.

Но, как оказалось, расслабился я совершенно преждевременно, потому что в следующую секунду не выказывающий никаких признаков жизни ассид неожиданно ожил и, оттолкнувшись здоровой ногой, резко прыгнул в сторону.

У него была не только превосходная реакция, но и отличный глазомер. Сгруппировавшись в воздухе, раненый хамелеон предпринял последнюю отчаянную попытку достать цель своего контракта.

Сверкнуло лезвие метательного ножа, и холодная отточенная сталь раскаленной иглой вошла в мое тело. Если бы за мгновение до стремительного нападения я не обернулся на шум выходящего из палатки воина, клинок вонзился бы точно в сердце. А так он всего лишь «слегка поцарапал» руку, пробив навылет мягкую ткань — по военным меркам пустяковая рана.

Впрочем, это неожиданное стремительное нападение было действительно последней акцией убийцы. Лам опоздал буквально на долю секунды — он прыгнул вслед за ассидом, ориентируясь только на звук. Человек-кошка отталкивался двумя полусогнутыми ногами, поэтому его начальная скорость была намного выше, чем у раненой ящерицы.

Два великих воина встретились в воздухе... и все закончилось там же. Всего лишь один короткий взмах меча отправил душу наемного убийцы в небесную обитель павших на поле брани, а его бездыханное тело пало на землю двумя неравными частями — меч Лама разрубил противника пополам.

Несколько бесконечно долгих секунд, находясь под впечатлением увиденного и пережитого, я никак не мог прийти в себя, а затем, увидев застывшую маску недоумения — лицо человека, так своевременно вышедшего из палатки, — наконец очнулся и, стряхнув оцепенение, подошел к Ламу. К человеку-кошке уже вернулось зрение, и он, вытащив нож из своего тела, обрабатывал свежую рану какой-то странной пахучей мазью, при этом не обращая никакого внимания на лежащее неподалеку мертвое тело поверженного противника, — он сделал свою работу, а все остальное его совершенно не интересовало.

— Я же собственными глазами видел, как он вонзил себе нож в горло и забился в предсмертных конвульсиях, — все еще ничего не понимая, потрясенно пробормотал я.

Вместо ответа Лам подошел к расчлененному надвое убийце и вытащил из его горла нож. Лезвия там не было. Только внимательно присмотревшись, я заметил, что оно утоплено в рукоять.

— Это действительно ритуальное оружие, которым по кодексу чести ассид, не справившийся с заданием, должен завершить свой жизненный путь. Но наш противник, даже с раненой ногой, все еще мог выполнить свою миссию и даже уйти. Правда, для этого ему нужно было убить обоих свидетелей, а потом, используя свое универсальное тело, по желанию меняющее цвет, даже будучи раненным, он мог уползти из лагеря днем, став невидимым, или ночью, пролежав весь день рядом с какой-нибудь корягой.

— А...

Предвосхитив мой вопрос, Лам ответил:

— На рукояти ножа среди узоров есть панель, нажатие на которую открывает заглушку, после чего лезвие проваливается внутрь, одновременно на поверхность выступают капли клейкого вещества, которое прикрепляет рукоять к месту, куда якобы вонзился нож.

Дальнейшие вопросы были уже ни к чему. И без дополнительных объяснений мне было ясно: не требуется особого актерского мастерства, чтобы изобразить конвульсии, а прокушенный язык, вызвавший вполне натуральное кровотечение, не такая большая цена, когда на карту поставлена жизнь.

— Но как ты понял, что он притворяется? — Я хотел узнать все до конца.

— Это не первый ассид, с которым мне пришлось столкнуться.

Видимо, Лам решил объяснить все подробно — в целях моей же безопасности: никто не знает, сколько еще убийц придут за жизнью продажного предводителя тысячи лучников племени Сави.

— Когда-то давно я попался на такую же детскую уловку, — телохранитель показал на уродливый шрам, пересекающий его лоб, — и это чуть было не стоило мне не только глаз, но и жизни.

Я хотел было еще что-то сказать, но на этом наш разговор закончился, так как из всех близстоящих палаток начали выскакивать люди, разбуженные Тэшем — тем самым очевидцем последних мгновений сражения, чье неожиданное появление спасло мне жизнь.

Не прошло и минуты, как все пространство вокруг наполнилось нестройным многоголосьем возбужденной толпы, во что бы то ни стало желающей посмотреть на останки наемного убийцы. Нужно признать, у моих людей были все основания для здорового любопытства. Слава ассидов — таинственных созданий, меняющих окрас тела и подписывающих контракты на убийства только за баснословно огромные суммы, гремела не только по всей Алавии, но и далеко за ее пределами.

Я не стал им мешать.

«В конце концов, если каким-нибудь чудом кто-то из нас переживет кровавую мясорубку, почему-то называемую «Великой войной», и вернется домой, ему будет о чем рассказать», — отстраненно подумал я.

Однако что-то глубоко внутри подсказывало мне: чуда не произойдет и некому будет рассказать оставшимся где-то там, далеко, в другой, нереальной жизни, соплеменникам о великих походах, наемных убийцах и могущественных героях, Наши кости превратятся в прах, и кровь впитается в землю задолго до того, как окончится эта война, а силы света и тьмы, наконец, решат, кому будет принадлежать мир на ближайшую тысячу лет.

Поглощенный такими невеселыми мыслями, я отправился в лазарет, чтобы узнать, сколько ребер повреждено или сломано, и заодно обработать рану.

Хотя имур пропал из поля зрения, мне было доподлинно известно — он где-то неподалеку. Постоянно оставаться в тени было излюбленной манерой телохранителя, его фирменным почерком. Лам оставался одним из лучших в своей профессии. Два убитых ассида — именно тот показатель, который нагляднее всяких слов свидетельствует о профессиональных качествах спокойного, не слишком разговорчивого существа, чьим призванием было защищать жизни подопечных.

Мы находились по одну сторону баррикад, поэтому сегодня он сделал все от него зависящее, чтобы жизнь Хрустального Принца была спасена. Но кто знает, что будет завтра? Или через несколько дней, или тем более — лет?

Никто.

Будущее подчас скрыто не только от простых смертных, но и от самих богов. И если бы в тот миг в моей власти было приоткрыть завесу времени и заглянуть в завтрашний день, я мог бы увидеть совсем другую картину: тот, кто только что самоотверженно меня защищал, следующим утром придет в лагерь людей с совершенно другой целью — забрать мою жизнь.