Похороны ведьмы - Артур Баневич Страница 9

В кабинет, не постучав, ввалился грузный остриженный ежиком городской стражник – драб – в черном кафтане. На груди у него висел медальон в виде зубастой пасти, кажется, волколачьей, а из-за спины торчали два больших меча. Лет ему было около тридцати. На обнаженных участках тела три десятка различной величины шрамов. В основном на физиономии, так что определить ее выражение было нелегко.

– Вроде бы Римелиху хоронить собираются. – Хриплый голос тоже мало что сказал Дебрену. Но все-таки больше, чем он ожидал, поскольку пришедший пользовался староречью.

– Графиню фонт Допшпик, – достаточно деликатно поправил городской чародей. – Побольше уважения, Беббельс. Фонт Допшпики участвовали в восьми Кольцовых походах, и предки графини спонсировали половину из них.

– Потому что перед первым походом верные спалили им контору и нескольких баб как следует оттрахали. Не убеждай меня, что хотя бы один Апельблюк по доброте душевной помог какому-нибудь махрусианину. Все они разбойники и обдиралы.

– Банкиры, мэтр, банкиры. Есть некоторая, хоть и небольшая, разница. Не говоря о том, что светлой памяти Курделию очень немногое связывает с Апельблюками. Уже ее бабка торжественно на вечные времена вычеркнула их из родовых списков. И обе они кольцо приняли.

– Для видимости. Но я пришел не затем, чтобы вдалбливать в твою башку очевидные истины. Это те самые совройские оболтусы?

– Лелонские, – поправил Морбугер. – И выбирай выражения, Беббельс. Мэтр Дебрей прекрасно владеет староречью, а брат Зехений еще и верленским. Лучше скажи, что тебя привело?

Стриженого не смутила явная бестактность. Он бросил на Дебрена взгляд, в котором не было ни тени смущения.

– Не люблю лелонцев, – признал он откровенно. – Дед мой в Лелонии погиб. Однако поскольку вы, несмотря ни на что, почитаете Махруса, то добром вам советую отказаться от работы на молодого Римеля. Это тюфяк, слюнтяй, который молота не поднимет, а именует себя камнебойцем. Модник. Но на золото падкий, как мало кто. Думаете, почему он сам не полез на Допшпик, чтобы наследство после ведьмы захапать? А?

– Потому что тюфяк, – холодно ответил Дебрен. – И не вынес бы вида любимой кузины.

– Ни хрена подобного! Я по собственному опыту знаю, что карлики и прочие уродцы гораздо лучше выглядят, если им кто-нибудь из милости бессмысленную жизнь укоротит. Даже просто мечом в живот ткнув и кишки выпустив. Это как с червяком: если растопчешь, кажется не таким отвратительным.

– Карлики? – Дебрен глянул на хозяина.

– Так ты не знал? – невесело усмехнулся Морбугер. – Странно, что Римель не воспользовался таким аргументом при переговорах. Чем мельче труп, тем меньше работы… А значит, и плата ниже.

– Потому что не дурак, – пожал могучими плечами Беббельс. – Пришлось бы на рукавицы разориться, а то и на вилы, потому как нормальному человеку неприятно к подобному прикасаться. А о том, что баба была ведьмой и пазраилиткой, тебе тоже небось он забыл сказать? Свинский пес… Вот из-за таких Верлен к упадку клонится. Они сюда дешевых работников волокут. Куда ни глянь, всюду черная везиратская морда. Чертовы иммигранты у наших работу отнимают.

– Верленца трудно на каменоломню нанять, – заметил хозяин.

– На каменоломню? – горько фыркнул стриженый. – В каком ты мире живешь, Морбугер? Этим грязнулям теперь не молот и вилы для навоза снятся, а волшебные палочки и мечи! Они, обезьянье отродье, хотят у нас колдовать и за порядком следить! Думаете, кто эту суку убил? Какой-нибудь теммозанский портач, который даже как следует заклинания выговорить не сумел. Баба-то еще шевелилась, хоть вроде бы и окаменела!

– Беббельс, мне работать надо. Чего ты хочешь? Короче.

– Короче? Ну-ну. – Детина наклонился над Дебреном, опершись узловатыми лапищами о подлокотники его кресла. – Коротко я вам скажу, господин лелонец, чтобы вы подальше от допшпикова замка держались. Потому что пользы большой вам от этого не будет, а вот на что-нибудь скверное очень даже просто можете напороться. Ведьма точно заслужила, чтобы вороны и крысы ее в животах своих погребли, а то, что в камень превращено, послужило голубям для… прошу простить за выражение, обсеру. Сука эта уже в соплячьем возрасте в добропорядочных верленских горняков камнями швырялась. Из-за чего теперь приходится брать на работу чужеземцев.

– Ну, теперь-то ты уж перебрал. Если б хоть малость экономики нюхнул…

– Заткнись, Морбугер. Ни фига ты не понимаешь. – Испещренная шрамами физиономия почти прижалась носом к носу Дебрена. – Думаешь, тебя она пожалеет, магик? За то, что ты хочешь оказать ей услугу? Похоронить по-махрусиански? Так я тебе скажу, что как раз таких, которые ей добра желали, эта сука с особым удовольствием убивала. Здесь любой ребенок знает, что она родного отца ровно пса бешеного удушила, да к тому же после того, как он ее за самого лучшего в округе жениха выдал. А мать? Не люблю я пазраилитов, но даже мне не по себе стало, когда я ее вой слышал. В таких мучениях Умирала, что в конце концов разума лишилась и сама себя ножом пырнула. А почему? Потому что единственная ее доченька в ейном животе наколдовала и не родившегося еще братика ухайдокала.

– Убила зачатого ребенка? – Зехений впервые беспокойно заерзал на стуле.

– Тебя это удивляет? – Беббельс, к облегчению Дебрена, попятился, встал около стола, скрестив руки на груди. Солнце сверкнуло на рукоятях мечей – и стальной, и посеребренной. – Такие бесплодные чудовища всех детей ненавидят. Ты, Морбугер, думаешь, почему в единственной деревне фонт Допшпиков за последние годы так сильно количество детей уменьшилось?

– Я чародей, а не демограф. Откуда мне знать? Везде уменьшается, так, наверное, и там…

– Потому что эта сука молока новорожденных лишила! И половину баб маримальской болезнью позаражала, устраивая коллективные пое… ну, траханья! – Зехений, сильно потрясенный, осенил себя знаком колеса, забыв о кубке, который держал в руке, и забрызгал несколько документов Морбугера. К счастью, только пеной. – Все девицы из деревни сбежали, а половина женихов – следом за ними. Вот что такое ваша клиентка, господин чародей.

– Мой клиент, – буркнул Дебрен, – Удебольд.

– Банкрот голозадый. Право которого на наследство, оставленное Курделией, то есть графское, очень даже просто может быть оспорено. Ибо и мужа ведьма извела, а это ее права на наследование перехеривает.

– Не будь наивным, Беббельс, – пожал плечами хозяин. – Если бы убиение супруга вело к лишению наследства, то половина коронованных особ Биплана сегодня б нищими была. А следствие, как знаешь, сняло с графини все обвинения.

– Я свое знаю. Убила и его, и ту бедную служанку, а потом еще убедила следователя, что это был несчастный случай во время… траханья. Ничего себе несчастный случай: половина костей переломана, граф к ложу привязан, а девка вся в ссадинах от бича. Говенный у вас закон, вот и все. На основании таких доказательств нормальный суд сто раз бы бабу осудил.

– Но пока-то Удебольд наследует? – удостоверился брат Зехений. Лицо Беббельса сказало ему все. – Ну что ж, это, увы, решает дело. Не скажу, что охотно, но, пожалуй, я должен свою миссию продолжить. Я понимаю вас, господин Беббельс. Я и сам патриот, приверженец традиций и человек разумный, отдающий себе отчет в угрозе, создаваемой пазраилитским давлением. Но прежде всего я – слуга Церкви и Бога. А они заповедуют упокоившегося похоронить. Тем более если он при жизни нагрешил и существует реальная угроза, что после смерти во что-нибудь паскудное оборотится.