Убийца наваждений - Антон Орлов Страница 9

Большое зеркало выглядело так, словно с ним регулярно играли в «здравствуй, ладошка». Отражение полутемной прихожей из-за множества жирных отпечатков казалось затуманенным.

В углу стояла элегантная корзина, вместе с загнутыми ручками зонтиков оттуда торчало три засохших цветка на длинных стеблях – пышные головки, масса узких изжелта-белых лепестков. Кто их знает, как они называются, но Соймела тоже такие любит.

Эпатажно-изысканные вешалки, сгнившее яблоко, захватанное зеркало, цветы – все это выглядело странновато, но было настоящим, однако Темре не мог бы сказать, что в прихожей чисто. Что-то есть. И не выяснив, что это, не стоит двигаться дальше.

Лампа матово-белого стекла в виде раковины тоже настоящая.

Укрытый полумраком шкафчик-этажерка с обувью в ячейках. Здесь?.. Похоже, да.

Темре потянул за шнур выключателя и принялся осматривать содержимое озаренной желтым светом этажерки. Вот оно. В третьей слева ячейке второго ряда стояли две отрезанные человеческие ступни, задвинутые вглубь, из-за чего убийца поначалу не заметил слабого мутноватого ореола, выдающего их истинную природу.

Небольшие, изящные, белые, с покрытыми темно-красным лаком ноготками. Они не шевелились и вроде бы не выглядели опасными, но от морока в любой момент можно ждать подвоха. Две нематериальные серебристые иглы из перстня – и от наваждения следа не осталось. Пустая ячейка, если не считать слоя пыли.

Больше в этом помещении ничего подозрительного не было, но теперь следовало обождать, пока перстень не восстановит заряд.

С Нолганом Аргайфо Темре познакомился прошлым летом. У Соймелы, где же еще. После развода его бывшая жена, словно отпущенная на волю русалка, вернулась в свою стихию – да Сой и не рвала с ней связей. В пору их брака Темре то и дело заставал у себя дома компанию богемных личностей разной степени одаренности и непризнанности. Люди сменяли друг друга, атмосфера была одна та же: хмельное возбуждение, позерские споры об искусстве, жалобы на «тупое животное по имени чернь». Иногда – словно цветные осколки витражей в куче хлама – привлекало внимание чье-нибудь высказывание, стихотворение или музыкальный этюд, которые стоили того, чтобы терпеливо выносить эту суету.

Гронсийская родня Темре, если пересекалась с представителями богемы, впадала в ступор – любо-дорого посмотреть. Потом ему начинали пенять: женился на венгоске и обычаи своего народа позабыл, жену в строгости не держишь, где ж это видано, чтоб она, едва муж за порог, чужих дармоедов обедами угощала, да лучше б она у тебя бродячих кошек прикармливала – и дело богоугодное, и не такие расходы… Темре выслушивал упреки с непроницаемой миной, хотя в глубине души был не то чтобы совсем не согласен с негодующими родственниками.

Расстались они с Сой без скандалов и окончательно рвать отношения не стали. Время от времени он навещал бывшую жену уже как любовницу, вынуждая ее нынешних поклонников беситься от ревности: своего рода реванш.

Нолган в число последних не входил, хотя нередко появлялся в ее квартире. Одаренный юноша, сочиняющий рамгу, которую «чернь никогда не поймет и с радостными звериными криками затопчет», по его же собственному выражению.

Минувшей зимой он влюбился. Девочка из провинции, из хорошей, но небогатой семьи, в мечтах об актерской карьере удравшая в столицу. Беленькая, светловолосая, изящная – истинная венгоска. Темре был в курсе их перипетий, так как Роани после размолвок с Нолганом приходила к Сой, больше ей некуда было пойти. Та кидалась к телефону и звала на помощь бывшего мужа, поскольку оскорбленный кавалер грозился «убить эту маленькую дрянь».

Темре, раз уж его втравили в качестве защитника, побеседовал и с Нолганом, и с Роани. Парень на первый взгляд казался благовоспитанным и разумным, утверждал, что госпожа Соймела преувеличивает, никому он не угрожал, просто разговаривал слишком эмоционально, так как сильно переживает, а Роани совсем еще ребенок и чересчур взбалмошно на все реагирует. Он ее очень любит, жизни без нее не представляет. Девчонка выглядела не то чтобы запуганной, но подавленной и потерянной. Говорила, что тоже его любит и расставаться с ним не хочет, но вместе им плохо. Выстраивать рассуждения она умела не так хорошо, как Нолган, путалась в словах и толком объяснить ничего не могла, зато ее глазища запали Темре в душу: большие, печальные, замученные, что в них отражается – поди разбери.

Он организовал Роани встречу с Котярой. Тот битый час с ней просидел, увещевал и уговаривал, но дальше беседы дело не пошло, лечь в постель с монахом девчонка не захотела.

«А я-то для нее старался, – с долей раздражения подумал Темре, – пусть тогда сама выкручивается, мое дело сторона».

Как известно, интимное сношение с «бродячим котом» или «бродячей кошкой» уничтожает приворот любой силы, а также ослабляет привязанности, замешанные на рабской зависимости. Лунноглазой Госпоже несвобода не по нраву, вот она и наделила такой способностью своих земных служителей в пику всем, кто ловит в силки и держит на привязи чужие души, так что напрасно Роани отказалась от благочестивого предложения Котяры.

Впрочем, пару месяцев назад она неожиданно для всех порвала с Нолганом и уехала из столицы к себе домой. Или не домой, а куда-то еще. Главное, что все-таки уехала. Нолган страдал и тосковал, норовил поговорить о ней с каждым, кто соглашался его выслушать: какая она была необыкновенная и нежная, как она его понимала, больше никто на свете его так не поймет, как они друг друга любили… Темре в число согласных не входил.

Покинутый влюбленный утешался жалобами недолго, вскоре он впал в черную меланхолию и заперся у себя дома. А теперь у него из всех щелей наваждения полезли. Учитывая, что фантазия у парня будь здоров, работенка предстоит не из легких.

За дверью находилась зала, убранная вышитыми иллихейскими драпировками – потрепанными, застиранными, но все равно роскошными. Блестки золотых и серебряных нитей тускло мерцали в свете пасмурного дня, процеженном сквозь белые кисейные шторы. А вон то безобразие у стены – аквариум с декоративными медузами. Был. Блеклые склизкие комочки в мутной воде, одни лежат на дне, другие всплыли на поверхность – это, очевидно, его издохшие обитатели. Чем же тут занималась нанятая госпожой Аргайфо прислуга, если даже медуз не кормила? Или у нее имелась причина, чтобы держаться подальше от аквариума?

Причину Темре вскоре разглядел. Эта пакость неплохо замаскировалась, не присмотришься – не заметишь, и сохраняла неподвижность под стать всему остальному мертвому содержимому.

Будь он без маски, вряд ли обратил бы внимание: степень материальности – дальше некуда, ни дать ни взять крупная розоватая раковина с разверстой щелью лежит посередине загаженного стеклянного сосуда. Весьма напоминает некий женский орган, но Темре такие вещи никогда не цепляли. Если б морок не был окружен зыбким ореолом, и не подумаешь, что раковина ненастоящая, в море каких только причудливых созданий не сыщется.

Судя по всему, оно обрело свою нынешнюю плотность, уморив безобидных обитателей аквариума и напитавшись их жизненной силой. Наверняка что-то ему перепало и от перепуганной прислуги: даже если та не подходила близко, размеры помещения не настолько велики, чтобы морок не дотянулся своим незримым щупальцем до охваченного страхом человека.