Третий фланг. Фронтовики из будущего - Федор Вихрев Страница 9

Та-3. Закончить испытания с М-82 и в серию.

Двигатели М-71 и М-90 доводить обязательно.

2. Штурмовики:

Ил-2. Немедленно подготовить двухместный вариант. По возможности поменять местами пушки и пулеметы. Производство продолжать. Штурмовиков нужно много. Иначе производство Су-6 оставит без моторов И-185, Ла-5 и Та-3.

Су-6. Немедленный запуск в серию не нужен, если нет острой нужды в штурмовиках.

Целесообразнее доделать в двухместном варианте и под двигатель М-71, если этот мотор можно запускать в производство.

Судя по предоставленным мне документам – можно.

3. Бомбардировщики:

Су-2 как ЛБ хорош, как штурмовик – не очень. Заменить на Су-6.

Пе-2 отличный пикирующий бомбардировщик. Небольшие косметические изменения (список прилагается).

Ил-4. Проверить возможность замены двигателей на М-82. Усилить вооружение.

Ер-2. Заменить двигатели на АЧ-30Б, усилить вооружение. Изменить кабину под двух пилотов, сидящих рядом.

Ту-2. В серию. Немедленно. С АМ-37. Заменить ШКАС-ы на УБ. Выпуск двигателей Микулина для Ту-2 считать приоритетным. Первые выпущенные машины оборудовать как фоторазведчики и в таком виде эксплуатировать. Их немцам перехватить нечем!

ОПБ-5. Рекомендую выпуск небольшой серии. Отработка тактики действий ИБ. В случае успешного применения – массовое производство.

ДВБ-102. Делать под М-71 или М-90.

Ярошенко А.В.

В Акте государственных испытаний отмечалось: «…По максимальным скоростям, скороподъемности, потолку и дальности самолет Су-б М-71Ф значительно превосходит находящийся на вооружении ВВС Красной Армии штурмовой самолет Ил-2». — Лаврентий Павлович, вопросы, связанные с авиацией, в моей группе будет курировать товарищ Змей. Вот его предварительные рекомендации, — Ярошенко протянул Берии тонкую папку.

— Хорошо, Алексей Владимирович. Значит, Змей стал «воздушным Змеем». Многое по их рекомендациям уже сделано. А то, что есть конкретный человек, курирующий это направление, — очень хорошо. Пусть работает.

Майор госбезопасности Старчук

Сидя у себя в кабинете, майор госбезопасности Михаил Викторович Старчук прокручивал заново события нынешнего дня, не задавшегося с самого утра. Сначала жена прожужжала все уши о том, что супруге (где она слово-то такое услыхала) такого важного начальника (любит она подчеркнуть, что ее муж занимает очень серьезную должность, и сколько ей ни говорил держать рот на замке, не понимает, что доболтается, заберут из-за ее длинного языка, одно слово – дура) негоже так скромно одеваться. Меха ей подавай, а то, что за эти меха можно на лесоповал попасть, это она даже слышать не желает. Потом позвонили с работы, просили срочно приехать. «Хотел утром пойти, спецпаек получить, ладно – схожу завтра, папиросы кончаются, а купить негде. Ох, эта война, будь она неладна».

Как оказалось, вызывал его сам товарищ Берия. Старчук Лаврентия Павловича знал достаточно давно, еще до того, как тот стал наркомом, поэтому отношения складывались нормально, да и сам Михаил Викторович был не дурак, лишний раз старался не давать поводов для критики. Работу свою делал хорошо, иногда даже слишком. Но, как говорил товарищ Ежов: «Ты, Старчук, как собака, если вцепишься, не оторвешь». Сегодня Берия был явно не в форме, что-то его сильно беспокоило. Хотя нарком и старался держаться подчеркнуто по-деловому, майор госбезопасности чувствовал внутреннюю напряженность начальника.

— Товарищ Старчук, вы у нас один из лучших следователей. Если мне не изменяет память, еще в Гражданскую, вместе с товарищем Менжинским начинали.

— Так точно.

— Поэтому решили вас подключить к этому делу. Дело, как вы, товарищ Старчук, понимаете, не простое, иначе бы вас к нему не привлекали. Предупреждаю сразу, все материалы дела являются сверхсекретными, отчитываться будете лично мне и только мне. Я не буду вам объяснять, что это значит. Все дела, которые ведете сейчас, передайте товарищу Арцимовичу. Исаак Соломонович уже в курсе. Теперь будете заниматься только этим вопросом. «Ох, не нравится мне, когда Лаврентий Палыч так говорит. Нутром чую – хлебну я говна с этим делом. Такое же чувство было, когда Ежова снимали, думал, все, скоро придут. Но обошлось, а скольких посадили, а кого-то и совсем… Да, что-то сердце щемит. Правильно врач говорил, курю много. А если не курить, так совсем с ума сойдешь».

— Михаил Викторович, вы о чем задумались?

— Это я так, чуть отвлекся.

— Сейчас отвлекаться некогда, война на дворе. Павлов вон отвлекся… Пока он соображал, немцы Минск взяли. «Шуточки у него, эта история с Павловым (и не только с ним) до сих пор многим спать спокойно не дает. Сами все прохлопали, а командующего Западным фронтом козлом отпущения сделали. Хотя он тоже хорош! Какой он, на хрен, генерал, полком командовать и то бы не доверил».

— Вот в этой папке предварительные материалы. Ознакомитесь и приступайте, не тяните. Как говорил Владимир Ильич: «Дело архиважное!» Кстати, забыл предупредить, к арестованному никаких мер физического воздействия не применять. Нам не признание, нам – правда нужна. Все, идите, завтра в девять – ко мне с докладом. И отчет напишите по специальной форме для Него.

При этом лицо наркома стало очень серьезным. Видно, боится Сталина. Оно и правильно, Хозяина должны бояться.

— Все, свободны, идите, работайте. «Что-то странное творится, ох, не нравится мне все это. Не иначе опять какие-то игры затеваются. Ладно, это не нашего ума дело. Пойду к себе».

Кабинет, ставший почти родным за годы работы. Что же тут такое, сверхсекретное. Так, так интересно, интересно. Ладно, посмотрим, что он нам сам расскажет. Надо звонить в конвойную службу, пусть приводят, пообщаемся.

— Здорово, Семеныч, из сто второй приведи ко мне. Да, «А-Вэ-тридцать два-семнадцать», ну, не знаю, на час, может, на два, а там как пойдет. Ты же знаешь, это дело такое.

Старчук прикурил папиросу и стал ждать, когда приведут арестованного. Сколько их прошло через его кабинет за эти годы. Кто их считал. И все говорили, что не виновны, их оклеветали, а сами показания писали на друзей и знакомых, причем большинство добровольно, даже особо и бить-то не приходилось, хотя некоторые оказались упертыми. Его на расстрел ведут, а он кричит: «Я не виновен, партия во всем разберется, да у меня друг в ЦК, он вам устроит». Даже и не знал, что этот друг сам его фамилию в расстрельный список вписал. И так тоже бывало.

Мысленный монолог прервал громкий стук в дверь.

— Вводите.

Как-то соседка зашла, дверь была открыта. Она постучала для приличия, а я возьми, да и ляпни по привычке: «Вводите». Соседка чуть сознание не потеряла, теперь больше не заходит.

Вошел молодой высокий парень, рост почти под два метра, худой. Темные волосы, серые глаза.

— Значит, ты будешь Медведь Олег Евгеньевич.