Поднебесная - Гай Гэвриэл Кей Страница 9

Чтобы другие судили о твоей храбрости или о том, как ты сражался, нужны битвы, не так ли?

Мирное время полезно для Тагура: для его границ, торговли, дорог, строительства новых храмов, урожаев и полных житниц, и люди видят, как растут их сыновья, а не узнают, что они лежат в грудах мертвых тел, как здесь, у Куала Нора. Но тот же мир погубил честолюбивые надежды солдат проявить отвагу и инициативу, добиваясь продвижения по службе.

Однако Бицан не собирался обсуждать это с катайцем. Есть же пределы – внутренние границы, кроме границ, которые стерегут крепости.

Но если быть честным, благодаря этому Шэнь Таю, этому ничем не примечательному человеку с вежливым голосом и глубоко посаженными глазами, при дворе в Ригиале известно теперь и его имя.

Бицан украдкой бросил на Тая оценивающий взгляд. Катайца уже нельзя назвать изнеженным городским студентом: два года тяжелого труда на горном лугу его изменили. Он стал поджарым и крепким, с обветренной кожей и исцарапанными, мозолистыми руками. И Бицан знал, что этот человек некоторое время был солдатом. Ему пришло в голову – больше года назад, – что этот человек, возможно, даже умеет сражаться. По крайней мере, в его хижине стоят два меча.

Это не имело значения. Катаец скоро уедет. Его жизнь полностью изменило то письмо, которое он держит в руке.

И жизнь Бицана – тоже. Когда катаец уедет домой, его, Бицана, освободят от его должности и переведут в крепость Досмад на юго-востоке, у границы. Поручив единственную, особую миссию – от имени принцессы Чэн-Вань – осуществить его собственное предложение, касающееся ее подарка.

Инициативу, решил он тогда, можно проявить не только в момент фланговой атаки, командуя кавалерией. Есть и другие виды фланговых маневров, и они могут даже помочь выбраться из отдаленного форта на горном перевале над сотней тысяч призраков.

Это было еще одно, что ему не нравилось, и он даже однажды признался в этом катайцу: призраки приводили его в ужас не меньше, чем любого из солдат, которые приезжали вместе с ним и привозили припасы.

Шэнь Тай быстро ответил, что его соотечественники из крепости Железных Ворот точно такие же: они останавливаются на ночевку в безопасном месте к востоку отсюда, когда приезжают в долину, появляются здесь поздним утром, как и Бицан, поспешно выгружают припасы и делают ту работу, которую сами назначили себе, – а потом уезжают. Уезжают от озера и белых костей до наступления темноты, даже зимой, когда ночь наступает быстро. Однажды – даже в снежный буран, сказал Шэнь Тай. Отказавшись укрыться в его хижине.

Бицан тоже поступал так. Лучше уж лед и снег на горном перевале, чем завывание озлобленных, непогребенных мертвецов, которые могут отравить душу, погубить любого зачатого тобой ребенка, свести с ума.

Стоящий рядом катаец не выглядел сумасшедшим, но таким его считали почти все солдаты Бицана в его крепости.

Вероятно, и в крепости у Железных Ворот тоже. Общее мнение двух аванпостов? Или просто легкий путь примириться с тем, что кто-то оказался храбрее тебя?

Конечно, можно было бы сразиться с ним, чтобы проверить. Гнам хотел это сделать, нарывался еще до того, как они спустились с перевала. Бицану на мгновение пришла в голову недостойная мысль о том, что ему бы хотелось посмотреть на эту схватку. Всего на мгновение: если катаец погибнет, – прощай его собственный фланговый маневр и надежда выбраться отсюда.

Шэнь Тай снова надел свою абсурдную шляпу, пока Бицан рассказывал ему, что они собираются предпринять, чтобы сохранить ему жизнь на время, необходимое, чтобы добраться до Синаня и решить, что делать с конями.

Потому что этот человек прав – разумеется, он прав, – его могут убить десять раз за такое количество сардийских коней, если он просто попытается перегнать их прямо на восток.

Это был абсурдный, безумно экстравагантный подарок, но быть абсурдными и экстравагантными – это привилегия властителей, не так ли?

Бицан хотел было сказать это собеседнику, но сдержался. Он не совсем понимал, почему, но, возможно, потому, что Шэнь Тай выглядел действительно потрясенным. Он снова перечитывал свиток, явно встревоженный, – впервые за все то время, что Бицан ездил сюда.

Они вернулись к хижине. Бицан присматривал за распаковкой и укладыванием припасов в металлических сундуках и плотно закрытых деревянных ящиках для защиты от крыс. Он еще раз пошутил насчет вина и долгих вечеров. Гнам и Адар начали складывать поленницу дров у стенки хижины. Гнам работал с яростью, потея в своих ненужных доспехах, давая выход своему гневу, – его командира это вполне устраивало. Гнев солдата можно использовать.

Вскоре они сделали достаточно, а солнце все еще стояло высоко и только начинало клониться к западу. Бицан задержался на время, необходимое, чтобы выпить чашку вина (подогретого на катайский манер) с Шэнь Таем, потом быстро попрощался. Солдаты уже начали проявлять беспокойство. Тай все еще явно был погружен в свои мысли и испытывал неловкость, спрятанную под обычной маской учтивости.

Бицан едва ли мог его винить за это.

Двести пятьдесят коней. Так решила принцесса Белый Нефрит. Такой вычурный способ благодарности могла придумать только женщина, прожившая во дворце всю свою жизнь. Тем не менее правитель это одобрил.

Никогда нельзя, решил Бицан по пути сюда из форта, недооценивать влияние женщин при дворе.

Он хотел сказать и это вслух за чашей вина, но предпочел этого не делать.

Через месяц будет последняя поездка с припасами, а потом жизнь изменится для них обоих. Возможно, они никогда больше не увидятся. Даже скорее всего, не увидятся. Лучше не делать глупостей, не поверять катайцу секретов и не проявлять более глубоких чувств, чем любопытство и продуманно отмеренное уважение.

Конечно, на обратном пути повозка была легче, волы быстрее шли к дому. И солдаты тоже, оставляя позади озеро и мертвецов.

Трое из его людей затянули песню, когда покинули луг и начали подниматься по извилистой дороге в гору. Бицан стоял в вечернем свете у поворота, как делал всегда, и смотрел вниз. Можно было бы назвать Куала Нор красивым поздней весной, если ничего о нем не знать.

Его взгляд перенесся через синюю воду на гнездящихся птиц, их было абсурдно много. Можно пустить в воздух стрелу в том направлении и убить по меньшей мере трех одним выстрелом. Если стрела найдет место, куда можно упасть. Бицан позволил себе улыбнуться. Он тоже был рад, что уезжает, этого нельзя отрицать.

Тагур посмотрел через чашу луга на север, на далекие горы, обрамляющие ее, гряда за грядой. В его народе рассказывали легенду, что синелицые демоны, гигантские и злобные, жили на этих далеких вершинах с самого начала мира и плато Тагур защитили от них только боги, которые возвели против них другие горы, окутанные волшебством. Одной из них был горный хребет, на который они сейчас поднимались и на котором стояла их маленькая крепость.

Сами боги, ослепительные и жестокие, жили гораздо дальше, на юге, за Ригиалом, над самыми высокими пиками, которые касались подножия небес, и ни один человек никогда не поднимался на них.