Красная нить судьбы - Наталья Буланова Страница 9

Мой любимый фильм – “Грязные танцы”. И я прекрасно помню печальную историю актрисы с носом с горбинкой: стоило ей сделать пластику, как приглашения на роли закончились. Все режиссеры в один голос говорили, что она сделала себя обычной, такой, как все.

Так вот, я не хотела быть как все. Хотела быть Дженнифер Грей в “Грязных танцах”, которую ценили бы за уникальную внешность и талант. Хотела найти признание такой, как есть.

Мне казалось, что я давно прекратила реагировать на первое мнение о моей внешности, но обидное прозвище из уст Верса меня действительно зацепило. Хотелось кинуть в его удаляющийся затылок висевшим на стене ковшиком. Ничего, я ему еще припомню “страхолюдину”!

Мои ноги дрожали, когда я слезла со стола на пол, глядя, как последний волк покидает кухню. Грета опиралась на стол для резки мяса двумя руками и качалась, а уже через секунду локти девушки подогнулись, и она сильно ударилась сначала о стол, а потом свалилась на пол.

– Грета! – воскликнула я, кинувшись к ней со всех ног.

И про дрожь в ногах забыла, и про волков, и про обиду на их главаря.

– Доченька, за что нам такая напасть? – Хозяин таверны на коленях стоял на полу у кровати Греты, держа хрупкую кисть девушки в своих мозолистых руках. Чем-то мужчина напомнил мне моего отца, когда я болела: тот тоже в детстве не отходил от меня ни на шаг, да и сейчас, когда я живу отдельно, стоит ему узнать об этом, как он места не находит себе от беспокойства.

Три повара тоскливо вздыхали, переступая с ноги на ногу у порога. Было видно, что они искренне волновались за Грету и стояли тут после закрытия таверны не потому, что так надо, а потому, что переживали.

Девушка медленно открыла глаза и еле заметно улыбнулась отцу, а потом поварам и мне.

– Все хорошо.

И почему-то всем стало понятно, что нехорошо, даже мне.

– Она болеет? Давно? Может, врача? – тихо спросила я у одного из поваров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ни один лекарь не поможет, – сминая в руках поварской колпак, ответил мне мужчина лет сорока и грустно вздохнул. – Нить судьбы тянет силы, а у Греты их и без того не было. Без нее она слабенько, но жила бы себе, а тут…

Другой повар, лет шестидесяти, проворчал в усы:

– Вот уж точно! Тот вариант, когда истинная пара не награда, а наказание.

Нить судьбы? Это та красная паутинка, что я видела?

Я посмотрела на бледное лицо девушки и встретилась с ней глазами. Неужели это я, когда тронула эту ниточку, сделала ей плохо? От ее запястья по-прежнему тянулся тонкий алый поводок, который я тронула на кухне.

Я как можно незаметней подняла свою правую руку. Вот она, алая, и у меня теперь блестит. Видят ли ее другие? Видит ли ее Грета?

Но все мельком посмотрели на мой жест и переключили свое внимание обратно на девушку. Так, похоже, ниточку вижу только я.

– Но откуда вы знаете, что у Греты нить? – это было единственное, что я могла спросить, чтобы не выдать себя.

Все переглянулись, будто думали, говорить или нет.

Но тут Грета удивила: положила руку на ладонь отцу и сказала:

– Адель дотронулась до моей нити.

Оу, ну все, сейчас меня четвертуют, да?

Но почему-то хозяин таверны вскочил на ноги, глядя на меня, как на сошедшую с небес богиню, сжал кулаки и спросил:

– Это правда? Ты можешь видеть нити? И даже трогать?

Мой взгляд в сторону окна был настолько очевидным, что два повара тут же бросились собой закрывать проем. Третий повар встал у двери, а хозяин таверны будто боялся двинуться с места.

– Адель, тебя никто не сдаст Дикому патрулю. Ты же видела, что я тебя спасла от него, дала заколку? – Грета попыталась подняться на кровати, но была настолько слаба, что снова упала на подушку.

Как только девушка потеряла сознание на кухне, а по лестнице послышались громкие шаги и обеспокоенная речь поваров, я сняла заколку и больше ее не надевала. Мало ли какие свойства имеет этот предмет. Если Верс меня не узнал, то как быть с другими? Вдруг подумают, что это я сделала что-то с дочкой хозяина таверны?

Теперь заколка лежала в кармане моих брюк, и я нащупала аксессуар рукой, крепко стиснув тот в ладони.

Грета помогла мне, спору нет. Но с этими нитями тут что-то совсем непонятное творится. Как они знают, что у Греты есть нить, если не видят ее?  Или здесь принято притворяться, что не видишь? А этот патруль, что гонится за теми, кто… Кто что? Видит нити? Может дотронуться?

– Папа, оставь нас с Адель, вы ее с дядюшками только пугаете.

Дядюшки? Фигурально выражаясь или родословной подкрепляя? Все трое? Вот это семейка!

Но девушка права: если с ней я еще хотела говорить, то с таким давлением со стороны мужчин желала лишь побыстрее улизнуть отсюда. Теперь у меня не осталось сомнений, что это другой мир и я в него попала по полной программе. Патруль, который за мной гонится. Семейка, которая явно от меня что-то хочет.

Нужно как-то притупить осторожность для того, чтобы попытаться подняться по тому скату для овощей вверх. Вдруг путь в мой мир еще открыт?

С другой стороны, мне до жути интересно, что же это у меня за запретный дар, как сказала девушка. Пять минут ничего не решат, верно?

Подумав так, я решительно кивнула, соглашаясь с тем, что с удовольствием поговорю с девушкой наедине. Бернард, хозяин таверны, обеспокоенно посмотрел на дочь, потом погрозил мне пальцем и позвал “дядюшек” за собой.

– Садись, – Грета похлопала рукой по простыне, – мне тяжело говорить громко, подойди ближе.

Ну не похожа девушка была на злодейку, не похожа. Во многих мюзиклах героине сразу же начинают противостоять силы зла, но здесь я антагониста не видела. Верс – это пожалуйста, красивейший из злодеев, ему подходит это образ, но не дочке хозяина таверны.

Я присела на краешек кровати и с любопытством посмотрела на Грету.

– Как ты себя чувствуешь? Это я виновата, что тебе плохо? – Несмотря на то, что вопросов у меня было море, я не хотела, чтобы девушке стало еще хуже.

Грета неловко улыбнулась, будто не знала, как сказать правду.