Игрок - Юрий Бурносов Страница 9

Нервный Джокер вскочил и принялся молотить по решетке, вновь напоминая о своем незыблемом гражданском праве хорошенько пожрать за счет налогоплательщиков. Однако никто не приходил.

— Видал, что делают, сволочи?! — возмущался воришка, прыгая по камере, словно бешеный орангутанг. — Видал, что творится?! Нет, я же не против того, что меня посадили — попался, так попался, хрен с ним! Но зачем меня голодом морить?!

Антонио тоже заволновался, хотя виду не подавал. Его изрядный опыт пребывания в подобных местах говорил, что кормить тут могут и хорошо, и плохо, и даже отвратительно, но всегда — в строго определенное время. А обеда не было уже больше часа. И главное, никто не реагировал на истошные вопли Джокера.

Все это очень не нравилось Антонио. Он напился воды из-под крана и окликнул соседа:

— Эй, Джокер! Ты слышал, что говорил мой адвокат?

— Этот мекс в дорогом костюме и золотых очках?

— Он не мексиканец, а кубинец.

— Какая разница! Ничего я не слышал, видел только, что он вроде как больной.

— Не в этом дело. Он показал мне газету и сказал, что в городе происходят какие-то беспорядки.

— Как в Лос-Анджелесе в девяносто втором, когда оправдали тех белых легавых, что избили Родни Кинга?!

Джокер имел в виду так называемый Лос-Анджелесский бунт. Причиной его и в самом деле стало оправдание четверых полицейских, которые избили чернокожего водителя. Чернокожее население взбунтовалось, беспорядки продолжались несколько дней, в итоге полсотни человек было убито и две тысячи — ранено, сгорело больше пяти тысяч зданий. Потом в город ввели армейские подразделения и ситуация успокоилась — после того, как арестовали более десяти тысяч бунтовщиков и погромщиков.

— Черт его знает. Может быть, что и так.

Антонио прислушался, но снаружи не доносилось никаких звуков. Впрочем, их камеры располагались в подвальном этаже, не было даже окон — их заменяли светильники. Нет, точно, никаких звуков.

Или...

— Ты что-нибудь слышишь?

Джокер приложил ладонь к уху.

— Ничего... Хотя погоди, мужик. Вроде собака рычит.

— Откуда тут взяться собаке? — усомнился Антонио.

— Ну, не знаю... Вот, слушай, снова!

В самом деле, откуда-то слева, от входа в коридор, доносилось еле слышное рычание... Такие звуки могла бы издавать крупная собака — овчарка или сенбернар. Затем упало и со звоном покатилось по полу что-то металлическое.

— Эй! — пуще прежнего завопил Джокер. — Что за фигня?! Нам пора жрать, мы хотим жрать, несите нам сейчас же жрать!

Антонио предостерегающе поднял руку, но воришка не унимался:

— Я напишу чертову президенту Соединенных Штатов! Я в ООН напишу! Эй вы, придурки! Немедленно несите мой обед!

По коридору затопали тяжелые шаги. Джокер обрадовался и с победоносным видом отступил от решетки. Это его спасло, потому что через пару секунд лысый полицейский Коди бросился на него и с грохотом врезался в металлические прутья.

— Ты охренел, брат?! — испуганно воскликнул Джокер. — Я всего-то жрать просил, не надо так нервничать... Что с тобой, мужик?! Чего ты так на меня смотришь?!

Антонио не видел лица Коди, но и без того понимал, что с ним не все в порядке. Форменная рубашка была разорвана на спине, обнажая белую майку, на затылке сочилась кровью глубокая царапина.

Полицейский принялся бить кулаками по прутьям и нечленораздельно заревел. Антонио с ужасом понял, что рычала не собака, а коп Коди. Но что с ним? Сошел с ума? Буйное помешательство?

— Убирайся! — продолжал кричать перепуганный Джокер, забившись в дальний угол камеры. Он даже встал на металлический унитаз. Полицейский не обращал внимания на его вопли, продолжая наносить сильные удары. Решетке, впрочем, они никак не вредили, а вот с разбитых кулаков Коди во все стороны брызгала кровь. Только сейчас Антонио заметил, что на ремне у полицейского болтается связка с ключами. Почему он ими не воспользуется?! Значит, в самом деле, коп ничего не соображает...

— Коди! — позвал Антонио. — Сэр!

Полицейский перестал стучать по прутьям и обернулся через плечо. Глаза были налиты кровью, из приоткрытого рта стекала вязкая слюна.

— Тони, мужик, что с ним?! — дрожащим голосом спросил Джокер.

— Не знаю. Но дело плохо.

Антонио наблюдал за копом. Тот так и стоял, глядя через плечо, потом медленно повернулся и бросился вперед. На сей раз его остановила решетка камеры Антонио. Перекошенное лицо Коди было всего в нескольких сантиметрах, и Антонио едва успел отшатнуться, когда полицейский протянул к нему руки между прутьев.

— Эй, Джокер! — крикнул Антонио. — Давай его попробуем загонять. Пусть он немного поколотится, а потом зови его.

— Черт, мужик, мне не нравится все это дерьмо! А если он начнет стрелять?!

— У него нет пистолета, разве не видишь? И с мозгами беда, раз он до сих пор не догадался открыть камеры ключом!

— Ы-ы-ы... — рычал Коди, пуская слюни и дергая прутья.

— Ну ладно... — нерешительно согласился Джокер. — Эй, ты! Я здесь!

Казалось, это длилось несколько часов, хотя Антонио понимал, что прошло минут двадцать, максимум — тридцать. Полицейский послушно метался на их крики, бросался на решетку, бился об нее головой и всем телом, пытался выдрать прутья... Похоже, он сломал себе несколько пальцев, но даже не обращал внимания, что они неестественно торчат под разными углами. Он что, не чувствует боли?! И почему никто не приходит на шум?

Бэнг!

Коди, тяжело дыша, снова врезался в решетку камеры Джокера. На этот раз он ударился головой особенно сильно, потому что зашатался, сделал несколько неуклюжих шагов вбок и упал. Антонио с отвращением услышал, как череп хрустнул от удара о бетонный пол. Ноги полицейского задергались, он захрипел, вытянулся и затих.

— Мужик, похоже, он помер... — испуганно сказал Джокер и осторожно подошел к решетке. — Да, точно. Не дышит... И кровища изо рта течет. Твою мать, это что же получается, мы замочили копа?! Это ж электрический стул!

— Он сам себя замочил, — уточнил Антонио. — И вообще, нам сейчас не об этом надо думать. Ты обратил внимание, что на шум никто не явился? А мы ведь тут орали, словно целый стадион.

— Если там и вправду беспорядки, всех копов могли отправить на улицы, — предположил Джокер, все еще с опаской поглядывая на лежащее тело полицейского.

— И никого не оставили, кроме этого? Вряд ли, друг. Там что-то другое... А главное, почему он сошел с ума?

— Не знаю, мужик... Мне страшно, — признался Джокер и сел на койку, обхватив руками колени. — И пожрать никто не принес...

— Боюсь, что это и станет нашей проблемой. Хорошо хоть вода есть. Я где-то читал, что без еды человек может прожить дней тридцать, а без воды не протянет и четырех.