Разведка боем - Денис Юрин Страница 9

Впрочем, это было всего лишь праздное, отвлеченное размышление Аламеза на военно-морскую тему. Теперь-то моррон был абсолютно уверен, что герканский военный флот никогда не пойдет на штурм Верлежа. Основные боевые действия предстоящей войны должны будут пройти вдалеке от этих мест, а город, в который он направлялся, скорее всего, сдастся без боя сам, как только падет Удбиш и не знавшая долгое время войн, избалованная лишь мелкими пограничными стычками Шевария останется без короля.

…Думы о великих деяниях хорошо упражняют мозг и позволяют зреть вдаль. Однако они делают мыслителя близоруким и в какой-то степени беззащитным перед превратностями обыденной жизни. Именно по этой прискорбной причине талантливые ученые мужи и лучшие умы мировой политики зачастую становятся жертвами примитивнейших козней и элементарных интриг менее одаренных, но более нахрапистых соперников. Талантливые умы настолько заняты вершением судеб соотечественников иль даже всего человечества, что не видят откровенных низостей, творимых у них за спиной, иль находят разумные оправдания для явно злодейских поступков. В какой-то степени все гении слепы и долго не живут, если им не посчастливится обзавестись преданным заступником – блюстителем их меркантильных, даже, можно сказать, шкурных интересов. В подручных у успешного стратега всегда ходит много отменных тактиков, а вельможа не может обойтись без верных исполнителей его воли. В том и состоит суть взаимовыгодного сосуществования людей, называемых единомышленниками; на этом принципе строится как власть, так и искусство или торговля. Тем же из людей, кто взял на себя смелость вести жизнь «волка-одиночки», приходится гораздо труднее. Чтобы выжить и хоть чего-то добиться, они вынуждены совмещать в себе качества стратега и тактика, а также быть неусыпно настороже, ведь, как известно, беда обычно приходит с неожиданной стороны и в самый неподходящий момент – в момент умиротворенного спокойствия и блаженного расслабления.

Подмечая просчеты шеварийского командования и размышляя о перспективах грядущей войны, Дарк не заметил, как сам совершил грубейшую ошибку и стал жертвой низких происков эгоистичных соотечественников, притом низкородных. Совершенно незаметно для погруженного в думы моррона медленно ползущий по водной глади паром приблизился к причалу, на котором размещался пограничный пост шеварийцев. Когда же до окончания переправы оставались какие-то метры и пара жалких секунд, среди пассажиров началась суетная кутерьма, порой переходящая в откровенную и весьма жестокую драку. Титулованные герканские господа, конечно же, сочли ниже своего достоинства принять участие в склоке. Они продолжали невозмутимо трапезничать и, вкушая дорогое вино, устало перекладывать карты, пока их слуги с усердием и подобострастным рвением раздавали друг дружке тумаки да оплеухи во славу своих господ. Цель сопровождаемой руганью и рукоприкладством возни была настолько ничтожна, что даже если бы Дарк странствовал не как рыцарь, а как простолюдин, то не стал бы принимать в ней участие. Господская челядь дралась всего лишь за то, чьи телеги первыми съедут с парома и станут объектом досмотра пограничных властей. Даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств разница между первым и последним герканцем, сошедшим на чужой берег, составит каких-нибудь полчаса. А господа драчуны, похоже, никуда не спешили и, скорее всего, по прибытии отправились бы одним и тем же путем в одну и ту же гостиницу. Однако приз кулачного первенства слуг состоял совсем не в выигрыше времени, а в вещи эфемерной и абстрактной, в холопском престиже, на который самим благородным господам явно было наплевать.

Хотя зашедший на паром последним Аламез и находился невдалеке от пока еще не спущенного трапа, но шансов сойти на причал хотя бы предпоследним у него практически не было. Телеги и лошади так перегородили узкий проход, что чуть не впечатали одинокого рыцаря и его коня в поручни бревенчатого ограждения. Выбор у моррона был небольшим: либо спрыгнуть в воду и добираться до берега вплавь, что вряд ли понравилось бы стражам границы, либо терпеливо ждать, пока торопыги-слуги и их сонные, с виду безразличные ко всему происходившему господа пройдут пограничные формальности. Естественно, Дарк выбрал последний вариант, ведь ссора с шеварийскими властями не входила в его планы (по крайней мере, пока), да и спешить-то ему, собственно, было некуда.

Состязание озлобленной челяди продолжалось до тех пор, пока передняя часть парома тихонько не ударилась о причал, а бойко расчистившие себе путь кулаками паромщики не спустили трап. В этот самый момент волнение разом стихло – участники драки превратились в смиренных овечек и уже не оспаривали достигнутого. Пока повозки осторожно съезжали на берег, Дарку оставалось лишь ждать да смотреть по сторонам, благо, что подивиться чему было вокруг предостаточно. Прежде всего, привлекли внимание моррона стражи границы, ведь это были первые шеварийцы, которых он увидел на своем веку (как до, так и после воскрешения).

Пограничный причал был совершенно пуст, на нем не было даже столов для досмотра имущества вновь прибывших соседей-герканцев. Только флагшток, на вершине которого едва трепыхался на слабеньком ветру пестрый, раздражающе яркий и чересчур многоцветный шеварийский флаг, да восьмерка скучавших под ним алебардщиков под предводительством низкорослого, краснощекого и полноватого усача-офицера обозначали то условное место, где проходила граница между враждебными королевствами. Солдаты пограничной службы были не чета своему командиру: рослые, широкоплечие, с виду сильные и бравые вояки, однако комичный покрой их форменных одежд сводил на нет весь грозный вид и делал стражей похожими на переростков-петухов, ради потехи толпы разряженных в яркие тряпки и закованных в стальные кирасы.

На головах солдат были не шлемы, а широкополые шляпы, зачем-то обильно украшенные разноцветными, торчащими во все стороны перьями. Из-под начищенных до зеркального блеска кирас и столь же отполированных наручей, идущих от кистей до самых локтей, нелепо торчали как будто вздувшиеся на ветру или наполненные водой рукава мешковатых мундиров в ярко-красные и бледно-синие полоски. Короткие штаны такого же нелепого сочетания цветов доходили стражникам лишь до колен, защищенных стальными плашками наколенников с болотно-зелеными ремешками по бокам. Сапог служивые не носили, предпочитая им остроносые черные башмаки с нашитыми на щиколотках и пятках стальными пластинами, а спереди украшенные чересчур большими пряжками. Но более всего поразили моррона чулки солдат, бывшие бледно-желтоватыми, почти прозрачными, и поэтому выставляющими на всеобщее обозрение волосатые ноги владельцев. Такую форму для воинов мог придумать лишь безумный портной, однако определенно обладавший достаточным умом и проворством, чтобы быть в фаворе при королевском дворе и, как следствие, воплотить в жизнь свои бредовые фантазии.

Пограничные формальности заняли куда меньше времени, чем Аламез рассчитывал, так что, кроме солдат, он осмотреть ничего не успел, хотя был не прочь понаблюдать за жизнью видневшейся вдали набережной порта. Досмотр имущества совсем не проводился. Телеги проезжали беспрепятственно мимо поста, а нехотя смотревшие в их сторону стражники даже не удосуживались приподнять тюки и поворошить кучи раскиданного по телегам хлама специальными палками с крюками, висевшими у них на боках. На слуг тоже никто не обращал внимания. Единственное, чем занимался взопревший, обильно покрывшийся испариной толстяк офицер, пока его солдаты откровенно бездельничали, так скрупулезно проверял бумаги герканских рыцарей и взимал с них мзду за пересечение шеварийской границы.