Странствия по мирам - Елена Хорватова Страница 9

Эрик Витольдович Буртининкас (считавшийся в те относительно недавние времена, когда и паспортах еще фигурировала графа «национальность», литовцем) был похож па обычного пенсионера из итээров – ничем не примечательного, побитого жизнью, в меру ворчливого, но при этом вполне интеллигентного старичка с чувством собственного достоинства.

Вот только год рождения во всех его документах имел обыкновение каким-то загадочным и даже мистическим образом от случая к случаю меняться. Соответственно, сами собой менялись и документы, отражающие жизненный путь почтенного пенсионера. Когда-то считалось, что Э.В.Буртининкас был рожден в 1895-м году и являлся ветераном Первой мировой войны. Потом он оказывался рожденным в роковом 1905-м и мог претендовать лишь на лавры героя Гражданской, да и то воевавшего в шестнадцатилетнем возрасте (что, впрочем, не было редкостью) и лишь в финальных ее битвах. По прошествии времени выяснялось, что па самом деле товарищ Буртининкас родился в 1917-м, к началу Гражданской войны не достиг еще годовалого возраста и в Красную армию быть призвал никак не мог по причине малолетства и проживания в независимой Литве. Далее год рождения Буртининкаса менялся на 1925-й, 1933-й и, наконец, на 1939-й… Это почему-то никого не удивляло, даже работников собеса, что само по себе казалось чудом.

И только узкий круг друзей одинокого пенсионера знал, что ничего чудесного в этом нет, кроме того факта, что в действительности старик Буртининкас был гномом, и не просто гномом, а цвергом – самой мудрой и хитрой разновидностью этого древнего племени, и родился он не в 1939-м, и не в 1895-м, и даже не в 1795-м, а в совершенно незапамятные времена, затерянные где-то в глубине веков. Ветераном разнообразных войн он мог считаться по праву – воевать ему на протяжении последних тысячелетий нрнходнлось немало, правда, не всегда на той стороне, к которой позже он себя приписывал.

Ныне ради приработка к скромной пепсин Эрик Витольдович трудился в качестве техника-смотрителя собственного дома, шестнадцатиэтажной блочной башни на севере Москвы. Ясно было, что на такой должности ему приходилось блистать разнообразными талантами и выступать то в роли слесаря, то в роли электрика, то в роли плотника. Начальство было очень довольно: рукодельный старик Буртининкас был просто находкой, к тому же с недавнего времени считалось весьма рациональным привлекать на службу в коммунальное хозяйство представителей этнических меньшинств. Они почему-то больше старались па своих производственных участках. Хотя выходцев из Прибалтики было среди коммунальщиков как раз немного.

Жильцы тоже одобряли деятельность техника-смотрителя Буртининкаса. «Паш Эрик Витольдович па все руки мастер, – говорили жильцы. – За его спиной – как за каменной стеной. И водопровод починить, и люстру навесить, и дверь поменять – никаких проблем. Не дай бог, уйдет он из нашего РЭУ, мы еще наплачемся!»

Сходные чувства испытывали и члены магического сообщества Москвы: и шапку-невидимку изготовить, и волшебную палочку отладить, и друидическое охраняющее заклятие на дверь дома поставить – все господин Буртининкас умел. Действительно, никаких проблем – на все руки мастер!

Дружба со стариком Буртининкасом волею судеб досталась Mapгоше в наследство от покойной бабушки вместе с магической силой, тайными знаниями и атрибутами колдовства. Бабушка даже торжественно провозгласила старого Буртининкаса своим душеприказчиком и возложила па него обязанность следить, чтобы никто не посмел отнять у ее внучки и преемницы волшебное наследство. И Эрик Витольдович стал для Маргариты кем-то вроде заботливого дедушки, выполняя волю старом колдуньи.

Маргоша сперва не могла попять, что именно заставляет цверга тратить на нее, начинающую ведьму, неопытную, легкомысленную и не слишком умелую, столько душевных сил, пока он не рассказал о самом заветной тайне своей жизни.

Когда-то он страстно и безответно любил красавицу баронессу Лизелотту фон Хорн, особу весьма искушенную в магических делах и поставившую свой дар на службу людям. Инквизитор мессир Реми, погубивший множество светлых магов (черный чародей Реми в те времена был полон энергии, не терпел конкурентов и все силы бросал па их уничтожение) лишил Лизелотту могущества и приговорил несчастную к сожжению на костре. Цверг не сумел спасти Лизелотту: увы, он был не в силах тягаться со столь могучим чародеем, как Николя Реми, – но он увез прямо из-под носа у злодея ее детей, оставшихся беззащитными. Да еще и заклятие наложил, сделав их неуязвимыми для черного мага. А ведь Лизелотта поклялась, что ее потомки сумеют отомстить мессиру Реми, поэтому черный маг жаждал крови ее отпрысков.

Мудрый гном вместе с маленькими осиротевшими фон Хорнами затерялся в глухом лесном уголке Балтии (там к нему и прилепилась кличка Буртининкас, что на языке литов означало «колдун») и, по его собственному выражению, сумел «поставить детей на ноги»…

Со временем – лет через триста – четыреста – некоторые потомки остзейских баронов фон Хорнов перебрались в Санкт-Петербург, возникшую но воле царя Петра на балтийских берегах столицу Российской империи, обжились и пустил и там корни. В России их древнее родовое имя быстро модифицировалось из фон Хорнов в фон Горенов, потом где-то затерялась архаичная частичка «фон», и уже в XX веке, с началом Первой мировой войны, семейство Горенов сочло за лучшее окончательно отказаться от немецкой фамилии и стать Горынскими.

Теперь, когда минул еще один век без малого, единственным прямым потомком Лизелотты фон Хорн являлась молодая москвичка Маргарита Горынская, до недавнего времени даже не подозревавшая ни о древности своего рода, ни о присущих представителям этого рода эксклюзивных магических способностях.

Зато старый цверг, много веков назад усыновивший маленьких фон Хорнов, с интересом следил за судьбами их внуков, правнуков и праправнуков, считая их почти родней… Вот и Маргоша была для него как внучка, ведь она так напоминала свою прапрапра… прабабушку, прекрасную баронессу.

В ответ на требовательный звонок Маргариты дверь квартиры старика Буртининкаса распахнулась сразу и сама собой.

За дверью никто не стоял, да и в глубине квартиры хозяина видно не было. Но Маргоша уже привыкла к таким штучкам – цверг натренировал собственную дверь без долгих разговоров впускать в дом «своих», круг которых, впрочем, был весьма ограничен, а против всех незваных гостей действовала древняя друидическая защита «чертополох».