Кривая дорога - Даха Тараторина Страница 9

Я повернулась. И правда шли. В цветастых сарафанах, ярких платках, радостные! А я чем хуже?

— Вот так, милая. Молодец. Погуляй, развейся. А я тебе вкусненького на столе оставлю. Блинцы сегодня затеяла.

Я сделала нерешительный шаг к стайке девушек. Радостный смех слыхать издали. Правда что, пора и мне повеселиться.

Пока я нагнала ходящих, успела и щёки пощипать, чтобы зарумянились, и глаза зарёванные росой протереть. Обернулась помахать на прощание, но старушки уже было не видать. Ушла, наверное. Блины же.

— Кого это к нам Лихо принесло?

А я только этот звонкий уверенный голосок забывать начала. Ой, Всемила, не трогай Лихо, пока оно тихо!

— Да вот, — наигранно равнодушно пожала я плечами, — дай, думаю, гляну, как в Озёрном Краю обряды справляют. Возьмёте ли, девицы?

Всемила бы, конечно, нашла повод отказать. Да и мне не в радость с ней вечер коротать. Но, раз уж пришла, поворачивать негоже. Я преградила красавице путь, глядя поверх неё на остальных гуляющих и искренне улыбаясь.

— Возьмём!

— Вместе веселее!

— Больше — лучше! — послышалось с разных сторон.

Всемила уступила, хоть и кинула грозный взгляд. А мне вдруг так смешно стало! Девка. Молодая да глупая. Глаз на мужа чужого положила. На оборотня! Да ты ни в жизнь с волчицей не сдюжишь!

Я развернулась, мотнув косами прямо у соперницы перед глазами: две косы-то! Знай, против кого идёшь — против жены законной!

— А пойдёмте теперь к Стояне, — послышалось в толпе, — она харчевнику сегодня сказывала, что пряники напечёт, авось и нам что перепадёт!

— Так самые ж румяные она наверняка для Светолика и отложила! — рассмеялись в ответ.

— Лопнет тот Светолик! Не в харчевне же он их раздавать будет, а в самого столько не влезет!

Девки захохотали и двинулись дальше, пропустив нашу гостеприимную избушку.

— А в дом Весей что ж не зайти? — возмутилась я.

— Придумаешь тоже, — махнула рукой румяная коза, подхватила под локоть и потащила с толпой.

Мало ли, какие у них правила? Я тогда старушке тех же пряников прихвачу. Порадую.

На пороге дома Стояны нас встретил знакомый ребёнок. Младен что-то выстругивал в тусклом свете окошек, видимо, отказываясь спать из чистого упрямства. Гостей не испугался, а когда признал среди них меня, и вовсе бросился обниматься. Я неловко похлопала по вихрам обхватившего мои колени мальчишку. Но тот так просто не отставал, цапнул тётю-волкодлака за руку и потащил сразу в дом.

— Мама! Мама! Сети принесли!

Сегодня я никак бы не узнала в Стояне бойко кокетничавшую с харчевником бабу. Навстречу вышла степенная женщина, мать да хозяйка. Ворот был туго зашнурован. И то: не перед девками же хвастать тем, что Доля подарила. А парней среди нас и не было. А и верно, мужчинам заведено у Земли и Воды брать, а женщинам просить да благодарить. Одни рыбу весь год добывают, другие тёплый кров для орудия к зиме присматривают.

Вперёд вышла Всемила. Да не просто вышла, а сделала круг, чтобы врагиню ненароком плечом задеть, дескать, гляди, я тут главная. На меня любуются. Задела и зашипела от боли: балованная красавица нежная да мягкая. Куда ей до моих острых плеч? Ну, может, дело ещё в том было, что я намеренно напряглась и выставила локоть. Но не пойман — не вор, а она первая начала.

— Здравствуй лето, здравствуй и зиму, хозяюшка, — пропела Всемила. Не в первый раз речь ведёт, сразу видно.

— И ты здравствуй, красавица! С чем пожаловала? — ритуально поклонилась женщина в ответ.

Низенькая конопатая девка торжественно передала Всемиле сети: на огромном плоском блюде, увешанные лентами, бусами, обложенные ветками клюквы да брусники. Вкруг лежали открытые пирожки, что в Озёрном Краю звались калитками.

Ведущая перекинула толстую косу через плечо, приняла поднос и заговорила так строго, словно отчитывала девку неразумную. Так бы и вдарила.

— Дома обходим, ищем, где потеплей да посытней. Хорошо ли у тебя живётся?

— В добре и здравии, благодарствую, — нехотя отвечала принимавшая нас женщина, как заведено. — Боги миловали.

— А будет ли чем лишний рот прокормить?

— Боги дадут, хватит и на гостей.

— А перезимует ли у тебя сеть?

Всемила пытала хозяйку вопросами, та смиренно отвечала, хоть оставить святыню у себя и не мечтала. Какой бы складной вдова не была, а всё ж вдова. Второго мужа она в дом так и не заманила, но, видно, знала, что только пока. Уж на будущий год девки придут к ней не просто сытости пожелать, а и самой достойной в Краю назовут. Она позаботится.

Младен всё вертелся под ногами, то хватая мать за юбку, чувствуя, что разговор становится всё неприятнее, то перебегая ко мне, мало не в рот заглядывая (покажу ли зубы?).

— А чем потчевать станешь?

О пряничках замечтались. Не тут-то было! Хозяйский сынок покраснел, как самый настоящий рак, заозирался да бегом побежал на печь, будто бы дела у него там срочные. Из кармана предательски выпал огрызок, в котором угощение узнавалось с трудом: сладкую верхушку обкусали сразу, корочки пообламывали, сушёные ягоды повыковыривали. Вот неслух! Стояна лишь вздохнула и украдкой погрозила мальчишке кулаком. Вредитель юркнул в укрытие и носа больше не казал.

— Чем богаты.

На и так ломившееся от яств блюдо перекочевали лепёшки с ароматными травами, луком да яйцом. Хоть главное угощение маленький воришка урвал, а мать всё равно выкрутилась. На скорую руку, а какую красоту сготовила. Я невольно протянула руку — подчерпнуть вытекающую сочную начинку — и зашипела от боли. Всемила хлопнула меня по ладони и теперь стояла довольная, показывая, что она тут решает, когда можно пировать. Низкое утробное урчание вышло само собой — убью! Ногти удлинились, прорезали пальцы болью… И быть бы беде, да Младен с грохотом свалился с печи и как давай кричать! Случайно ли неуклюжий мальчишка неловко повернулся или подглядывал да выручил спасшую его от русалок волчицу? А и знать не хочу. Выскочила на улицу, вдохнула летнего ночного холода — полегчало.

А Всемила хитра. Поняла, что лишку хватила, так после и близко ко мне не подходила. Хотела заглянуть в её бесстыжие очи, спросить, мол, на кого руку подняла, визгопряха [8]? Но теперь она всё больше за спины подруг пряталась. А мне и веселье больше ни в радость. Ни дом живеньких старичков, что пели нам неприличные, но такие смешные частушки, не порадовал; ни хоромы, где каждую обошли и угостили густым сладким киселём, настроения не улучшили; даже огромный рыбный пирог, на который мы в итоге и сменяли сеть, не вызывал аппетита. Кто бы сомневался, что пировать довелось в доме моей супротивницы. А угощение в горло не лезло, песни не пелись, благодарственные речи и подавно не говорились. Всё думала, как бы с наглой девкой с глазу на глаз побеседовать да объяснить, что негоже она себя ведёт.