Змееныш - Андрей Дашков Страница 9

* * *

Слот Люгер ждал своей последней зимы и оттягивал срок оплаты по долгам, как будто торговался с роком. Из месяца в месяц он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе Тенес трон Морморы и постарался забыть о существовании Серой Стаи и обманутого им министра Гедалла. Стервятник дал себе слово взяться за все более или менее серьезные дела лишь в том случае, если ему удастся избежать предначертанной гибели.

Близость смерти избавила его от излишней суетливости; сделались незначительными многие вещи, которые кажутся чрезвычайно важными людям, не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его месте стал бы философом, убийцей, пропойцей, странствующим монахом или завсегдатаем публичных домов, но Слот не видел смысла в молитвах, не искал утешения в трясине пустых слов, равно как в добрых или дурных деяниях, и, кроме того, всегда ненавидел лживые речи попов – да и любых других «утешителей». А когда становилось совсем уж тоскливо, он вспоминал о том, что у него есть Сегейла…

Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы позабыли о нем, шелест карт и стук катящихся костей больше не вызывали в нем азартного трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем больше он пил, тем мрачнее становился. Скрытный образ жизни усугублял мизантропию, которая имела давние корни; расслабиться и забыть обо всем плохом Люгер не мог даже в объятиях любимой женщины.

Что это было – наваждение? Губительное влияние? Почти удавшаяся попытка похитить его душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность… Стервятник стал бесчувственным, язвительным, опустошенным, угнетенным, безразличным ко всему, кроме приближающегося конца. Бессонница медленно подтачивала его здоровье…

Бедная Сегейла! Разве он знал о ее муках?.. Она ни за что не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над нею. Прежде она любила Стервятника, несмотря на его измены, и сейчас нашла бы в себе силы смириться с его безумием. В последние месяцы он пренебрегал ею, но она простила ему и это.

Постепенно она осознала, что делит ложе с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим огням на болотах – лживым, холодным, бледным… С некоторых пор он ни на минуту не расставался с земмурским мечом. Даже в постели Люгер клал его рядом. Это было хуже, чем измена. Сегейла почувствовала себя лишней. А Стервятник продолжал вести заведомо проигранную войну с самим собой. Он был раздавлен будущим, забыв о том, что для человека существует только настоящее…

Все больше времени Сегейла проводила в Элизенваре. Она гостила у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не пренебрегал светскими обязанностями и развлечениями. Так как большинство родов не могли похвастаться абсолютной чистотой крови, а крупные состояния имели неправедное происхождение, супруга Стервятника не была отвергнута никем из его старых друзей. Им пришлось умерить свое любопытство и свыкнуться с тем, что ее прошлое оставалось тайной. Правда, дом советника Гагиуса был закрыт для нее. Этот пробел с лихвой восполняло общение с вдовой Тревардос и усиленное внимание супругов Тротус, которые взялись опекать Сегейлу – видимо, от пожиравшей их скуки…

Все приходит невовремя или слишком поздно. У Стервятника завелись деньжата, но они лишь обеспечили ему кое-какие удобства. Теперь Люгер мог позволить себе нанять слуг. Как он и предполагал, найти их оказалось непросто даже в Элизенваре. В конце концов на переезд в поместье согласилась пожилая чета Баклусов, лучшими рекомендациями которым послужили флегматичность и безразличие ко всему, кроме денег.

Позже выяснилось, что Эльда Баклус была неплохой кухаркой, а ее муж Густав нравился Слоту тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной нечисти. Втайне от хозяина он боролся с излишками запасов в винном погребе, зато Люгер мог быть уверен, что слуга не сбежит от него, если у кого-либо из местных «доброжелателей» вдруг развяжется язык.

За три года, прожитые в поместье, Эльза и Густав назубок выучили привычки и тяжелый нрав хозяина. Слуги понимали Стервятника с полуслова и старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать гнетущую атмосферу, воцарившуюся в старом доме, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб, написанную пылающими буквами в адском хаосе собственного мозга, чтобы обращать внимание на страдания единственного любившего его существа.

* * *

Третий день второго месяца 3000 года от Рождества Спасителя ничем не отличался от семи предыдущих. Конец зимы, низкое тяжелое небо, тусклое негреющее солнце, мертвая природа вокруг. Хорошее время для смерти…

Люгер редко выходил из дома и уже полгода как не покидал его ночью.

Он провел этот день в библиотеке, возле растопленного камина, среди горящих свечей, которые отодвигали внешний мир за пределы освещенного пространства. Задернутые темные шторы на окнах не пропускали внутрь печальных солнечных лучей. И время суток становилось неопределенным, искусственные сумерки – бесконечными, одиночество – неизбывным и почти уютным, а вино – янтарным. Тишину нарушали лишь привычные звуки: треск поленьев в камине, шелест перелистываемых страниц… Иногда до ушей Люгера доносился лай резвящихся молодых псов из своры, которая появилась в поместье вскоре после рождения Морта.

Когда раздался голос Густава, выпускавшего собак из вольера, Стервятник отложил книгу, не без сожаления выбрался из своего глубокого кресла и подошел к окну. Он раздвинул шторы и долго смотрел на заснеженный лес в сумерках, казавшиеся стеклянными деревья парка, призрачное отражение лунного диска, будто замороженного в глубине скованного льдом пруда…

Внезапно два черные птичьи силуэта пронеслись мимо окна. Слот отшатнулся, а затем снова приник к холодному стеклу. Глухо захлопали крылья. Он вглядывался в небо, пытаясь увидеть птиц. Тщетно. В сердце зашевелилось недоброе предчувствие. Прошлое все-таки нашло способ напомнить о себе.

Люгер уселся в кресло и наполнил бокал вином из стоявшей рядом бутылки – уже на три четверти опустевшей. Сегейла не вернулась с наступлением темноты, и это означало, что она приедет в лучшем случае утром.

Эльда негромко поинтересовалась из-за двери, не спустится ли хозяин к ужину. Люгер послал ее к черту и углубился в трактат пятнадцатого века по арифмомантии. Он пытался отвлечься от навязчивых мыслей, занимая ум сложными вычислениями, но ему не удавалось надолго вырваться из замкнутого круга.

Тем временем Морт, полностью предоставленный самому себе, проник в Зал Чучел и бродил среди покрывшихся пылью экспонатов. Погруженное во мрак помещение хранило мрачные тайны, но Морт не испытывал страха.

Темная сторона его души ликовала – наступил час пробуждения.

* * *

Полночь.

Остывающая спальня.

Сквозь щели между шторами просачивается робкий свет.

Луна, маленькая, ослепительная и ледяная, висела высоко в небе, но не освещала большую кровать, на которой спал Стервятник. Впрочем, его состояние нельзя было назвать сном. Он был погружен в забытье, вызванное нервным истощением. Постоянное тревожное ожидание не позволяло ему заснуть по-настоящему; он довольствовался мелькающими в дремотных омутах кошмарами и зыбкими сочетаниями теней, которые таились в углах комнаты.