Фехтмейстер - Владимир Свержин Страница 89

— На пороге вашего номера, господин полковник, — склонил голову Чарновский. — Позвольте, я все же войду?

— А, ну да, конечно, — потеплевшим уже голосом проговорил Мамонтов.

— И прошу вас, закажите чаю покрепче, на улице стужа, а мне пришлось торчать там битый час. Впрочем, там не так холодно, как сыро.

Ротмистр озябшими пальцами расстегнул бекешу.

— Как вы сами, конечно, понимаете, Константин Константинович, я пришел к вам сюда за полночь, словно романтический призрак, совсем не для того, чтобы изображать батюшку датского принца и чаи распивать. Вот, полюбопытствуйте. — Он протянул Мамонтову сложенный лист бумаги. — Я состою офицером для особых поручений при Верховном главнокомандующем. Ныне я имею приказ тайно сообщить вам о цели вашего вызова в столицу.

Сразу оговорюсь, это сделано в обход обычного в таких случаях порядка делопроизводства с одной, но крайне важной целью — соблюдение абсолютной секретности. Итак, прошу вас слушать меня внимательно, запоминать и делать в памяти соответствующие заметки. Никаких записей вестись не должно, никаких письменных распоряжений и приказов тоже не будет.

Под ваше руководство передается недавно сформированный полк, состоящий почти целиком из австрийских поляков, моравцев, далматинцев, словаков, чехов и тому подобных бывших граждан Австро-Венгрии. Все они сознательно перешли на нашу сторону с оружием в руках и все готовы воевать на стороне России, особенно же против немцев. Последние месяцы их готовили для этой операции. Эскадронами командуют наши офицеры, знающие местные наречия. На уровне взводов тяжелее, однако надеемся, что и там удастся найти общий язык.

На данный момент Верховное командование сочло необходимым использование такой необычной части в глубине боевых порядков германской армии. Как вы, несомненно, знаете, весьма немаловажным фактором разгрома 1-й и 2-й наших армий при Мазурских озерах явилось прекрасное железнодорожное сообщение в Восточной Пруссии. По имеющимся сведениям, немцы вновь планируют наступление в этом районе. В случае его успеха правый фланг Северо-Западного фронта будет находиться в большой опасности. Реальных возможностей для усиления нашей обороны в этих местах сейчас нет. Увы, это надо признать. Свежие дивизии смогут быть сюда подтянуты не раньше середины февраля.

— Но что я-то смогу с одним, да еще таким дивным полком? — Мамонтов с силой дернул себя за ус, что на языке его жестов означало крайнюю степень возбуждения и неудовольствия.

— Очень многое, — коротко ответил ротмистр Чарновский. — Как вам известно, после успеха нашей Варшавской операции довольно много австрийских частей оказались полностью отрезанными от своих основных сил. Некоторые из них сложили оружие, некоторые и до сего дня пробиваются к своим. Вы станете одной из таких частей — своего рода сборной солянкой из разных недобитков. Специально для вас будет устроен ночной бой, во время которого вы «прорветесь» через линию фронта. И как временное соединение, составленное из остатков различных частей, разгромленных нами, будете отправлены в глубокий тыл на переформирование.

Вот здесь вы, как надеется великий князь Николай Николаевич, покажете себя. Железнодорожное полотно, мосты, водокачки, подвижной состав в указанном районе должны перестать существовать. Командование очень надеется, что это не будет плохой копией рейда генерала Мищенко [25].

В вашем распоряжении кроме кавалеристов будут саперы и конная батарея. На флангах у вас будут работать партизанские отряды капитана Каппеля, есаула Шкуро, сотника Чернецова и корнета Бэй-Булак-Балаховича. Их основная задача — максимально обезопасить ваши действия. Ни один воинский эшелон не должен пройти в Восточную Пруссию. Это понятно?

— Так точно! — вытянулся полковник Мамонтов, забывая, что перед ним всего лишь ротмистр, похожий на великого князя Николая Николаевича, а не сам главнокомандующий.

— Да поможет нам Бог!

* * *

Цыганистого вида извозчик немилосердно хлестал коней, и залетные, покорные его воле, уносили беглеца все дальше от места его недавнего заключения.

— Если что, скажу, что силой меня принудили, — повернув голову вполоборота, кричал лихач своему пассажиру. — А вот там вон, видите подворотню, скажу, прыгнули из саней и утекли. Так что вы уж, если вдруг что, не выдайте! Я ж, знамо дело, вашему люду всегда помочь готов.

Барраппа молча слушал выкрики доброхотливого возницы, всерьез недоумевая, с чего бы он вдруг с этаким усердием сам вызвался ему помочь. Впрочем, знай приезжий капрал петербургскую жизнь чуток получше, вопросов бы у него не было. Извозчики и в мирное время частенько водили знакомство со всякого рода жиганами. Где клиента пьяного в самые руки подадут, а когда и самого фартового из-под носа у полиции увезут. На всякий вопрос ответ один — принудили, финкой грозили, а то и шпалером [26]. Когда началась война, в Петрограде извозчикам и самим стало неуютно. Ездишь днем и ночью один, в кошельке монеты, а народ вокруг голодный, матросня гуляет… Тут хочешь не хочешь, а ступай на поклон к Ивану Блинову [27], чтоб если вдруг какая напасть, знать, кому слово молвить.

Что ж тут удивляться, когда, увидев воочию столь дерзкий побег, возница рад был услужить лихому урке?! Барраппа не ведал, куда мчат его кони, видел лишь, что все дальше от центра города, от дворцов, штабов и тюремных казематов. Наконец сани остановились у каких-то покосившихся ворот, и кучер постучал кнутовищем в одну из прошитых железными полосами дощатых створок.

— Чего надо, поязник [28]? — донеслось негромко из-за калитки.

— Гостя привез, — также вполголоса отозвался тот, к кому был обращен вопрос.

— Да свои вроде все по лавкам, а чужих нонче и не ждали вовсе.

— Это гость с ветру, от хозяина ушел, вот я умишком-то и раскинул…

— А нечего раскидывать. — Калитка в воротах приоткрылась, из нее выглянул небритый мужик лет этак пятидесяти в дворницком тулупе. — Ты чьих будешь, гулевой?

— Своих, — хмуро отозвался Барраппа.

— Ишь ты, какой еж! Слышь, поязник, какого лешего ты эту шушваль к нам приволок?

Извозчик склонился к неприветливому «привратнику» и заговорил еще тише: