Клич Айсмарка - Стюарт Хилл Страница 88

Каждому из несчастливцев полагалось по двадцать плетей. Сто дружинников ждали только приказа Фиррины, чтобы исполнить ее приговор. Стоял первый по-настоящему теплый день весны, и тишину нарушало лишь щебетание первых пташек. Почти две тысячи солдат набились во двор, чтобы посмотреть на порку.

Фиррина тронула коня и подъехала ближе.

— Солдаты ополчения, сегодня ваши товарищи прилюдно понесут наказание за неподчинение приказам. — Она окинула воинов суровым взглядом, и в ней вновь загорелась ярость, охватившая ее во время битвы. — Но вина лежит на всех вас! Разбив ряды, вы подвергли опасности не только своих соратников, но и весь Фростмаррис, а значит, и все королевство и народ Айсмарка!

Ее жеребец беспокойно переступил ногами и заржал: заслышав гнев в голосе хозяйки, он решил, что скоро придется снова идти в бой.

— И самое главное — все вы виноваты в смерти гиполитанской басилисы Элемнестры и ее воительниц! Они отважно принесли себя в жертву, чтобы спасти вас от верной гибели. И этой жертвы можно было избежать, если бы вы подчинялись приказам! Никогда не преследовать врага без приказа! Отныне всякий, кто нарушит это правило, будет повешен, будь то простой солдат или командир! А его тело бросят на съедение воронам. — Королева кивнула барабанщику, и тот стал отбивать медленный ритм, задавая темп ударам. — Так пусть же боль ваших соратников станет вашей болью. Стыд и позор вам! — Она еще раз кивнула, и дружинники взмахнули плетьми.

Удары плетей, врезающихся в плоть, эхом отражались от замковых стен, сливаясь с криками солдат. Но наблюдавшие за этим воины сохраняли гробовое молчание. Всего через две минуты порка закончилась, солдат развязали и отнесли в лазарет, где их уже ждали целители. Фиррина молча кивнула, ополчение распустили, и воины отправились обратно на свои посты на внешних заграждениях.

Когда последняя шеренга скрылась за воротами, Фиррина спешилась, передала поводья конюху и, миновав высокие двери, прошла в главную залу. Похожая на пещеру зала была пуста. Девочка прислонилась к холодной стене и на минуту закрыла глаза, но тут же настороженно выпрямилась, заслышав тихие шаги. Как она и думала, это оказался Оскан.

— И чего ты надеялась добиться такой жестокостью? — тихо спросил он.

— Дисциплины. Они заслужили хороший урок! — в ответ огрызнулась девочка.

— А тебе не кажется, что на плечах твоих солдат и без того лежит слишком тяжкое бремя, чтобы над ними довлел еще и страх наказания? — Голос Оскана оставался спокойным и ровным, но Фиррина видела, что юношу трясет от злости, ей даже почудилось, что сам воздух вокруг него искрится от напряжения.

— Оскан, неужели ты думаешь, я не понимаю, через что пришлось пройти моим солдатам? Или, по-твоему, на моих плечах не лежит тяжкое бремя? — Весь спор вдруг показался Фиррине таким нелепым, что она чуть не рассмеялась, но пришлось сдержаться, иначе смех перешел бы в неудержимый нервный хохот. — Им-то хорошо: подумаешь, порка за неподчинение приказам! А стоит ошибиться мне, погибнут тысячи, страна перестанет существовать. А те немногие, кто останется в живых, возможно, позавидуют мертвым!

Фиррина говорила, постепенно распаляясь, и сама не заметила, как выложила все, что наболело:

— Не говори мне о бремени, Оскан, я сама несу его и делюсь, как и с кем считаю нужным! Сколько четырнадцатилетних девчонок ты знаешь, которым приходится управлять королевством во время войны, командовать армией, да еще и поддерживать союз с народами, каких они прежде в глаза не видели? Девчонок, которые уже давно перестали считать, скольких врагов они убили собственноручно? Которые день за днем, каждое дарованное им мгновение жизни отчаянно ждут прибытия союзников и боятся, что их предали? Если ты знаешь хотя бы еще одну такую девочку — скажи мне, кто она, Оскан, назови ее имя! Мне так хочется с ней поболтать, посоветоваться! Вот было бы здорово — может быть, тогда я перестала бы чувствовать себя такой одинокой! Перестала бы бояться, что все мои жалкие, нелепые, проклятые потуги казаться королевой в любую минуту обернутся провалом и тогда все поймут, что я понятия не имею, как быть!

Она глубоко и судорожно вздохнула и умолкла, но отголоски ее слов еще долго гудели в пустоте главной залы, будто Фиррина стояла под огромным колоколом и только что перестала звонить.

Оскан, ошарашенный таким неудержимым водопадом слов, удивленно заморгал, улыбнулся уголками рта и вдруг так крепко сжал Фиррину в объятиях, что она чуть не задохнулась. В первое мгновение она растерялась, но потом тоже обняла его, крепко-крепко. Ей так не хватало поддержки и утешения!.. Они стояли там, покачиваясь из стороны в сторону, а тем временем вокруг бушевала война, мир рушился и творились новые беды. Но все это могло немного подождать…

Спустя какое-то время Фиррина высвободилась. Оскан не сдержал улыбки, увидев ее румянец, и сказал:

— Извини, мне нужно идти штопать раненых.

Фиррина кивнула.

— А мне надо найти пропавшего командира пехоты.

Оскан непонимающе нахмурился, однако королева лишь покачала головой.

— Потом объясню.

Они еще немного постояли в неловком молчании и разошлись в разные стороны.

Фиррина пересекла залу и углубилась в лабиринт коридоров, пронизывающий королевский замок, будто хитросплетение сосудов. Ее шаги далеко разносились в тишине. Девочка несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и пошла медленнее, чтобы было время прийти в себя. У первого пересечения коридоров она снова стала королевой Фирриной, сосредоточившись на ближайшей задаче.

Она точно знала, куда направляется и кого там найдет. Еще утром она послала нескольких слуг осторожно выяснить, куда он делся, а когда они вернулись с ответом, решила с ним поговорить.

Фиррина отворила низкую дверцу, и на нее живительной волной хлынули солнечные лучи и аромат дивных цветов. Она вышла в королевский сад — крошечный уголок, со всех сторон окруженный замковыми стенами, — и прикрыла глаза. Короткая айсмаркская весна уже сменялась летом. Воздух наполнился жужжанием пчел, которые живыми искорками сновали среди пронзительно-ярких цветочных бутонов.

Фиррина устало вдохнула пьянящую смесь ароматов и на какой-то краткий миг почти забыла о войне. Но потом теплый ветер донес до нее крики командиров и топот марширующих ног. Пришлось открыть глаза и вернуться к действительности.

Высокие розовые кусты посреди сада уже покрылись бархатистыми цветами: темно-красные, белоснежные и нежно-розовые лепестки слились в замысловатый гобеленовый узор. Фиррина, прислушавшись к голосу сердца, подошла к ним — и нашла того, кого искала. На скамье, среди благоухания цветов и мельтешения пчел, сидел Олемемнон. Глаза его были закрыты, в волосах запутались лепестки, на плечи садились бабочки. Он был похож на грустного бога, изнуренного творением весны и отдыхающего среди плодов рук своих, прежде чем взяться за лето.

Фиррина уже хотела уйти и оставить его в покое и умиротворении, когда Олемемнон вдруг шевельнулся и открыл глаза. Он слабо улыбнулся, но от этого скорбь и горе в его глазах стали еще заметнее.