И явилось новое солнце - Джин Вулф Страница 86

Мне тоже следовало бы лечь спать, но я так и не сделал этого. Стражу или больше я простоял на носу, глядя то на спящих, то на воду. Таис лежала, как часто устраивался я, лицом вниз, опустив голову на скрещенные руки. Пега свернула свое пухлое тельце клубочком, так что ее вполне можно было принять за котенка, превратившегося в женщину; спиной она прижалась к боку Одило. Тот лежал на спине, вздымая живот к небу и закинув руки за голову.

Эата прикорнул полусидя, прильнув щекой к планширу; я решил, что он, должно быть, страшно устал. Глядя на него, я прикидывал, будет ли он думать, что я – фантом, когда проснется?

А кто я такой, чтобы оспаривать его мнение? Настоящий Северьян, – а я не сомневался, что когда-то этот настоящий Северьян действительно существовал, – давным-давно исчез среди звезд. Я взглянул на них, пытаясь отыскать его.

Вскоре я осознал тщетность своих усилий, и не потому, что его там не оказалось (ведь он все-таки был), а потому, что Ушас отвернулась от него, скрыв его и многих других за горизонтом. Ибо наше Новое Солнце – лишь звезда среди мириад звезд, хотя, наверное, теперь, когда ни одна из них, кроме него, не видна днем, люди забудут об этом.

Несомненно, с палубы корабля Цадкиэля наше солнце так же прекрасно, как и все остальные. Я продолжал смотреть на небо, зная, что никогда не найду того Северьяна, который не был сном Эаты, и наконец понял, что ищу корабль. Я не нашел и его, но звезды были так восхитительны, что я не пожалел затраченных усилий.

В коричневой книге (ее уже нет со мной), в книге, которая, без сомнения, уничтожена вместе со многими миллионами других в так называемой библиотеке мастера Ультана, имелась сказка о великом святилище, закрытом усыпанной алмазами занавесью, дабы люди не погибли, узрев лик Предвечного. По прошествии многих веков Урса один смельчак пробрался в тот храм, перебил охрану и сорвал занавесь ради алмазов, которыми она была расшита. Маленькая комнатка, обнаруженная им за занавесью, оказалась пуста – так по крайней мере говорится в сказке; но, выбравшись наружу, в ночь, он взглянул на небо, и пламя пожрало его. Как страшно, что мы понимаем наши сказки только тогда, когда сами переживаем их!

Возможно, всему виной воспоминание об этой сказке. Быть может – просто мысль об утонувшей библиотеке, последним мастером которой, я уверен, стал Киби, наверняка погибший в ее стенах. Как бы то ни было, факт гибели Урса вдруг встал передо мной с небывалой прежде ясностью и вселил в меня ужас, который я не испытал даже при виде разрушенного домика с уцелевшей печной трубой, хотя и то зрелище наполнило меня диким страхом. Лесов, в которых я охотился, больше нет, ни одного дерева, ни одного сучка. Миллионы маленьких селений, взрастившие миллионы Мелито и пославшие их на север, вооружив искренностью и скромной отвагой, просторные пампы, откуда прискакала галопом Фойла со своим копьем и чистыми помыслами, – все пропало, не оставив после себя ни корешка, ни травинки.

Мертвый ребенок, убаюкиваемый волнами, казалось, поманил меня к себе. Увидев его, я понял, что есть лишь один способ искупить содеянное. Волна звала меня, звал мертвый ребенок, и, не переставая твердить себе, что у меня не хватит воли расстаться с жизнью, я почувствовал, как планшир выскальзывает из моих рук.

Вода сомкнулась надо мной, но я не утонул. Я понял, что могу дышать этой водой, но не дышал. Освещенная Луной, которая сияла теперь, как изумруд, вода колыхалась вокруг меня, точно зеленая трава. Я медленно погружался в бездну, на вид прозрачнее, чем воздух.

Вдалеке маячили темные тени, твари в сотни раз больше человека. Одни казались кораблями, иные – тучами; одно являло собой живую голову без тела, у другого имелась тысяча голов. Вскоре они затерялись в зеленой дымке, и под собой я увидел равнину из ила и грязи, посреди которой возвышался дворец, больше нашей Обители Абсолюта, хоть и лежащий в развалинах.

Тогда я понял, что умер и что смерть для меня – не избавление. Еще через мгновение я понял так же, что сплю и что крик петуха, чьи ясные черные глаза уже не проткнут спицами колдуны, разбудит меня и я окажусь на одной постели с Балдандерсом. Доктор Талос поколотит его, и мы отправимся искать Агию и Иоленту. Я предался сну; но, по-моему, я почти прорвал Завесу Майи, великолепный круговорот образов, скрывающий конечную реальность.

Затем она вновь предстала невредимой, хотя и колыхалась слегка на ледяном ветру, что дует из Реальности в Сон и уносит нас с собой точно листья. «Дворец», который напоминал Обитель Абсолюта, обернулся моим городом, Нессусом. Он и так был велик, но казался сейчас еще больше; многие участки Стены обрушились, как стена нашей Цитадели, сделав его поистине городом без конца и края. Обрушились и многие башни, кирпичные и каменные стены их раскрошились, как корки гнилых дынь. Теперь косяки макрели шныряли в том месте, где ежегодно в торжественной процессии следовали к собору кураторы.

Я рискнул пуститься вплавь и обнаружил, что и без того уже плыву, что мои руки и ноги совершают ритмические движения безо всякой моей воли. Я остановился, но не всплыл, как ожидал, на поверхность. Влекомый невидимым течением, я увидел под собой русло Гьолла, по-прежнему исчерченное линиями величавых мостов, но лишенное самой реки, чья вода была теперь повсюду. Ныне здесь хранилось все, что некогда пошло ко дну, сгнившее и поросшее зелеными вьющимися водорослями – потерпевшие крушение суда и поваленные колонны. Я сделал глубокий вздох, стараясь выпустить из легких последний воздух, дабы присоединиться к ним. Воздух вырвался пузырями наружу, но холодная вода, занявшая его место, не принесла с собой холода смерти.