Расплетающие Cновидения - Анастасия Парфенова Страница 86

Позади что-то зашуршало. Я обернулась так быстро, что сама не заметила, как это сделала.

Сергей сидел чуть в стороне, на возвышении, отделённый от меня глубокой, покрытой тонкой корочкой льда лужей. Сгорбившийся, постаревший, потерянный. Рядом лежало тело жены: пустое, безвольное. В таких случаях принято говорить, что её можно было бы принять за спящую, но сейчас всё расставляли по местам разорванное до костей горло и алые круги, расходящиеся по воде. Лёд у моих ног розоватого оттенка…

— Эх ты, царевна-лягушка… Моя царевна… — Он осторожно, отказываясь верить, провёл рукой по изумрудным волосам.

Меня скрутило. Нет, это не то слово. Меня раздавило. Втоптало. Разметало.

Вопль рвался и рвался наружу, но пещера оставалась всё столь же тихой.

Я вспомнила. Всё. И в этот момент единственное, о чём я могла молить Ауте, — это забыть. Забыть навсегда. Не-е-е-ет…

…Обнаружила, что ползу к аррам, раня ладони об острую кромку льда. Может, не поздно? Может, удастся спасти? Помочь? Хоть что-то, хоть как-то… Сколько минут человеческий мозг остаётся жив после остановки сердца?

При этом я отчётливо понимала: нет. Тут уже ничего не сделаешь. Что-что, а убивать качественно меня научили. От обычной, пусть и страшной раны арр-леди не умрёт: что такое регенерировать какое-то там горло для существа с её генетическими данными? Но ведь и я клыками рвала отнюдь не только горло… Не-ет, пожалуйста, нет…

Я застыла на середине лужи, беззвучно рыдая. Мокрая, замёрзшая, жалкая. Почти столь же жалкая внешне, как и внутри.

Сергей на всё это трепыхание не обратил ни малейшего внимания. Осторожно опустив жену на камень алтаря, он встал на ноги, в последний раз коснулся её лба.

— Спи, лягушонок. Самый прекрасный лягушонок в нашем политическом болоте… — Отступил на пару шагов, вскинул руку… И её тело вспыхнуло нестерпимо ярким пламенем, в течение нескольких мгновений превратившись в горсточку пепла. Арры никогда не позволяли своему генетическому материалу попадать в чужие руки. Даже срезанная прядь волос через некоторое время должна была превратиться в безликую пыль.

Долго, бесконечно долго он стоял, невидяще вглядываясь в опустевший алтарь. Затем рука воина скользнула к висящему на боку мечу. Медленно, тугими оковами безграничного самоконтроля стягивая пылающую ярость, Сергарр повернулся ко мне.

Я сидела в луже подтаивающего льда, сосульки волос падали на лицо, нелепо торчали в разные стороны колени и локти. А он смотрел в огромные миндалевидные глаза, ежесекундно меняющие цвета и оттенки. Плавным, бесконечно длинным, бесконечно красивым движением Сергарр подался вперёд, обнажённый клинок сверкнул холодом куда более вечным, чем тот, что окружал моё тело прозрачными розоватыми льдинками.

Я откинула голову назад. Рывками проносились какие-то судорожно-несвязные мысли. Надо сопротивляться: аакра всё ещё в руках, сила Источника со мной… Надо… Нельзя умирать… Но как хочется! Устала. Надо, надо. Долг. Двадцать лет…

Он подходил, от сапог разлетались осколки льда и маленькие розоватые капельки. Я закрыла глаза, неподвижная и покорная. Свернула связь Ве’Риани, делая всё, чтобы облегчить смертному задачу. Долг? Да, у меня есть долг. Но сейчас, едва ли не впервые в жизни, долг казался далёким и незначительным, и всё то, что я обязана была сделать, вдруг потеряло всякое значение перед тем, что во имя этого долга уже сотворили.

Сергей арр-Вуэйн имеет право судить. И я приму его суд.

Холод металла на горле. Я подняла веки, встретившись взглядом с бесстрастными, бездушными, убитыми глазами риани. Суди и приводи приговор в исполнение, человек. Только сейчас. Только сейчас, пока я ещё в глубоком шоке, пока боль и изменения заглушают зов долга. Второго шанса не будет, ни у тебя, ни у кого бы то ни было ещё!

Он занёс меч для удара. Замер. И слитным, ритуальным движением опустился на одно колено, положив меч в ледяную воду к моим ногам.

Я уже видела арра в этой позе — когда мне делали предложение руки и сердца. Сейчас… это было нечто совершенно иное. Нечто, в основе чего лежало слово «должно».

Ни слова не было произнесено. Даже сен-образы не вспыхивали над нашими головами. Он принёс клятву. Я её приняла и, хотя этого и нельзя было делать, принесла свою. Разговор дрожью губ и движением глаз, разговор мгновенный и безошибочный, тот разговор, что я как-то видела между Нефрит и Сергеем. Теперь видения и мысли Нефрит жили во мне, а Сергей… Сергей исполнял её последнюю волю.

Потом он протянул руку и вынул из моих волос цветок. Красивую, свежую розу, цвета белого золота.

Ауте была милосердна к своей дочери. Всё вокруг завертелось золотым водоворотом, и я потеряла сознание.