Книга Призраков - Сэбин Бэринг-Гулд Страница 85

– Прошу прощения, сэр, но и кухарка, и я – мы обе боимся идти в наши комнаты.

– Почему? – спросил я, удивленный донельзя.

– Извините, сэр, мы боимся идти проходом, который ведет в наши комнаты.

– А что с ним такое, с этим самым проходом?

– О, сэр, с проходом – ничего. Но вы не могли бы пойти и взглянуть сами? Мы не знаем, что и подумать.

Я с недовольным ворчанием отложил книгу, трубку, и поплелся вслед за горничной.

Она провела меня через холл, а затем вверх по лестнице в западную часть дома.

На верхней площадке толпились перепуганные слуги.

– Что все это значит? – спросил я.

– Пожалуйста, сэр, взгляните сами. Мы не знаем.

И горничная указала на стену прохода, где лунный свет, проходя через окно, образовал прямоугольный участок. Ночь была безоблачной, полная луна сияла во всей красе. Окно находилось в восточной части крыши и мы не могли его видеть, но то, что происходило за ним, нам было отчетливо видно благодаря проходившему через него свету, образовывавшему пятно на стене. Это светлое пятно, имевшее вид прямоугольника, отстояло от пола приблизительно на семь футов.

Само окно было размером приблизительно в десять футов, а проход – около четырех футов в ширину. Зачем я все так подробно описываю, сейчас станет понятным.

Окно было разделено на три части деревянными рамами, по четыре стеклянных панели в каждой.

Эти рамы были отчетливо видны в прямоугольнике лунного света на стене прохода. Но я увидел еще кое-что: тень тощей руки, с тонкими длинными пальцами, шарившей по окну, по всей видимости, в поисках защелки, с помощью которой оно открывалось.

Моя первая мысль была о грабителе, пытающемся проникнуть в дом через слуховое окно.

Не теряя времени, я помчался в проход и взглянул на окно, но смог разглядеть только часть его, поскольку, как уже говорилось, оно было расположено достаточно высоко. Там что-то мелькало в лунном свете, напоминающее развевающийся кусок ткани.

Я схватил приставную лестницу и уже было собирался подняться по ней, когда прибежала моя жена. Кто-то из слуг сообщил ей о происходящем, она была сильно встревожена, и вцепилась в меня, говоря, что я ни в коем случае не должен подниматься, не взяв с собой револьвер.

Чтобы хоть немного ее успокоить, я прихватил с собой кольт, который всегда держал заряженным, и только тогда она позволила мне подняться по лестнице. Я отодвинул защелку, поднял раму и выглянул. Я ничего не увидел, поскольку лестница оказалась слишком короткой, и требовались некоторые усилия, чтобы подтянуться к створкам. К тому же, я немного растолстел и стал не таким проворным, как в молодости. Немного усилий, – в другое время, они спровоцировали бы внизу смех, – мне удалось пролезть через раму и оказаться на крыше.

Я посмотрел вверх, затем вниз – здесь не было ничего, за исключением опавшей с деревьев листвы.

Это меня сильно озадачило. Насколько я мог судить, иного пути с крыши не существовало, не было видно ни одного окна, кроме того, через которое вылез я; не заметил я также каких-либо следов злоумышленника. Ходить по крыше мне не хотелось, – ночью, при коварном лунном свете, – а кроме того, я был совершенно не знаком с ее устройством и не имел ни малейшего желания сорваться вниз.

Я осторожно протиснулся обратно в окно, пытаясь нащупать ногами верхнюю ступеньку лестницы. Снизу, наверное, это выглядело еще более комично, чем подтягивание, но ни моя жена, – не смотря на кажущуюся серьезность, она довольно смешлива, – ни прислуга, были не в настроении смеяться. Я закрыл окно и задвинул защелку, но едва ступил на пол, вверху, в окне, в лунном свете, снова мелькнула тень.

Я был сильно озадачен и стоял, размышляя. Затем вспомнил, что сразу за домом имеется возвышенный склон; дом стоял в низине, под довольно высоким холмом. Достаточно было подняться на соответствующую высоту, и вся крыша была бы видна как на ладони.

Я сказал об этом жене; она вызвалась меня сопровождать. Слуги отправились вместе с нами. Они боялись оставаться в коридоре, а кроме того, им было любопытно взглянуть, имеется ли и в самом деле кто-нибудь на крыше.

Мы обогнули дом и принялись подниматься по склону, пока не оказались на одном уровне с широким желобом между фронтонами. Теперь я мог видеть его целиком, он простирался от самого верха до края крыши; насколько я мог судить, если на крыше и впрямь кто-то был, то он мог бы покинуть ее только через слуховое окно, в том случае, если оно оказывалось открытым, или спустившись по водосточной трубе.

Мне сразу же пришло в голову, что грабитель – если только это был грабитель, – мог исчезнуть, спустившись по водосточной трубе. Но если так – то где он находился, когда я выглядывал из слухового окна? И что за тень я видел в окне, когда спустился с лестницы? Должно быть, человек прятался в тени складки крыши, а когда я оказался внизу, воспользовался моментом, пробежал мимо окна, достиг водосточной трубы и спустился вниз.

Впрочем, если бы дело обстояло именно так, то я, обогнув дом, должен был бы заметить убегающего человека.

Кроме того, взглянув повнимательнее, я увидел в лунном свете нечто в развевающихся одеждах, перемещавшееся вверх и вниз по желобу.

Ошибки быть не могло – это нечто было женщиной, а ее одежда представляла собой жуткие лохмотья. Двигалась она совершенно бесшумно.

Я оглянулся на жену и слуг, – они видели этот призрак так же отчетливо, как и я. Он более походил на гигантскую летучую мышь, чем на человека, и все-таки это была женщина; она вздымала над головой руки, размахивала ими, а затем, когда повернулась к нам в профиль, мы увидели длинные, развевающиеся волосы.

– Мне необходимо вернуться к лестнице, – сказал я, – а вы оставайтесь здесь и наблюдайте.

– Ох, Эдвард! Ни в коем случае не ходи один, – запричитала моя жена.

– Дорогая, но кого же мне взять с собой?

Пошел я один. Оставив дверь в задней части дома незапертой, поднялся по лестнице и вошел в проход. И снова увидел тень, застилавшую оконный проем.

Поднялся к окну, открыл створки.

Часы в холле пробили час ночи.

С большим трудом подтянувшись, я принялся протискиваться сквозь узкую раму, когда услышал внизу шаги, а затем голос жены снизу, от подножия лестницы.

– Эдвард, Эдвард! Пожалуйста, не вылезай на крышу снова. Оно исчезло. Все кончилось. Там никого и ничего не видно.

Я принялся протискиваться обратно, нащупал ногами лестницу, закрыл окно и спустился, – возможно, не слишком изящно. Затем мы с женой вернулись на холм, к тому месту, где стояла прислуга.

Они больше ничего не видели; мы простояли еще с полчаса, наблюдая за крышей, но больше там никто так и не появился.

Прислуга была слишком напугана, чтобы лечь спать; горничные собирались провести остаток ночи на кухне, перед очагом, и я выделил им бутылку шерри, чтобы они могли скоротать время как можно более комфортно, а заодно прийти в себя от пережитого.