Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Светлана Фортунская Страница 84

Ишь ты! На шампанское потратился!

Лада вздохнула и согласилась. И проводила молодого человека в Бабушкину комнату.

Девица увязалась за ними.

То ли по простоте душевной – что ж ей, сидеть и пялиться на стены или в экран телевизора, когда она в гостях? – то ли из вредности, чтобы помешать Ладе с молодым человеком заняться выяснением отношений, то ли из страха, что Лада вновь окрутит бывший предмет своих воздыханий, но голос девицы доносился уже из Бабушкиной комнаты, и девица ахала теперь по поводу шкафа и вообще интерьера:

– Ой, какой шкаф потрясный! Старинный, да? А кресло – обалдеть! В нем можно сидеть? А то оно на музейное похоже. И вообще в этой комнате, как в музее. А кто здесь живет, бабушка твоя, да? А ее сегодня нету?

Лада что-то буркнула в ответ.

Девица опять затараторила. Я понял, почему она увязалась за Ладой, – по причине своей непомерной болтливости. Она, наверное, двух минут не могла провести молча. Но этот ее голос – я чувствовал, что вот-вот лопну от любопытства. И от того, что никак не могу вспомнить обладательницу оного. Меня просто распирало, как будто внутри у меня кто-то надувал воздушный шарик.

И тут очень кстати я почувствовал настоятельный позыв к исполнению некоторой физиологической надобности.

А надо отметить, что коты несколько отличаются от собак и от людей. Терпеть нужду они могут очень недолго. Наверное, это проистекает от кошачьего эгоцентризма. Поскольку желания кота – я имею в виду котов от рождения, – являются для него законом, то и терпеть не имеет смысла. Терпеливый кот – это уже не кот, а ошибка природы.

У нас с Ладой была договоренность – если я захочу в туалет, то мяукну. Лада позволила мне это со скрипом: ей не очень хотелось почему-то, чтобы гость видел меня до того, как она займется трансформированием. Наверное, Лада подозревала, что я не утерплю, что-нибудь брякну и напугаю пациента прежде, чем начнется операция.

Но я настоял на своем.

Я пообещал, правда, не злоупотреблять своим правом. Но право выйти из комнаты я должен был иметь.

Поэтому теперь я издал достаточно неприятный звук.

Наша гостья сразу же отреагировала:

– Ой, Лада, у тебя и кошка тоже есть?

– Да, – хмуро сказала Лада, подошла к кабинету и открыла дверь.

– Ну чего тебе? – спросила она недовольно. Я, чтобы не выходить из роли, снова противно мяукнул.

– Иди, только быстро, – разрешила Лада, оставив дверь приоткрытой. Я юркнул в туалет. К сожалению, гостья сидела в кресле, и я из коридора не смог ее как следует рассмотреть. Кресло у нас – то, что в Бабушкиной комнате, – мягкое, глубокое, вольтеровское. В нем и утонуть можно человеку невысокого роста. А наша гостья таковой и была.

В результате я увидел только колени и тонкие ножки, обутые в короткие сапожки без каблуков. Эти сапожки тоже показались мне знакомыми.

Поэтому я не смог вернуться в кабинет сразу же после посещения туалета. Любопытство по-прежнему раздирало мне внутренности. И я задержался в коридоре.

Осторожно, вдоль стеночки я прокрался к двери Бабушкиной комнаты и заглянул внутрь. Лада меня не увидела, потому что она помогала молодому человеку подвесить дверцу шкафа – молодой человек уже успел прикрутить новые петли взамен поломанных.

А вот гостья меня заметила, и очень даже заметила, потому что восторженно взвизгнула, вскочила с кресла и схватила меня на руки.

– Ой, котяра! – вопила она. – Пушистейший! И красавец! Ты знаешь, он ужасно похож на того кота, что к нам в мастерскую забегал – ну, я тебе рассказывала… Его еще Процюк грозился утопить в канализации, а он все, понимаешь ли, совершенно все понял!.. И сбежал!.. Вылитый Котофей! Только Котофей был толще. И морда у Котофея была умнее.

Ну вы уже поняли, кем оказалась наша гостья. Той самой девчонкой-приемщицей из сапожной мастерской, которую звали именем Лёня.

– Брысь, – сказала мне Лада грозно.

Я мягко, как тестообразная субстанция, перетек из рук девушки Лёни на пол и метнулся в кабинет, захлопнув за собой дверь.

– Ну зачем ты так? – спросила растерянно Лёня. – Он провинился в чем-то, да? Может, простишь его? Ну пожалуйста!

Лада что-то ей ответила, но тихо, слов было не разобрать.

Лёня настаивала:

– Я тебя прошу! Я так котов люблю, еще больше, чем собак. А из-за Пончика не могу завести кошку. Он ненормальный и кошек ненавидит. Нет, вообще он хороший, умный пес, только вот с кошками…

Лада позвала меня вульгарным «кис-кис».

Я не знал, что делать.

Меня обуревали крайне противоречивые чувства.

С одной стороны, я не желал этой девочке ничего дурного. Я был благодарен ей – она приютила, обогрела и накормила меня, замерзшего, голодного и вымокшего под дождем. Она не позволила Процюку плохо обращаться со мной и вообще была само милосердие и котолюбие. Это с одной стороны. А с другой…

С другой же стороны, я, как и все обитатели нашей квартиры, не мог относиться хорошо к той особе, из-за которой наша Лада страдала так долго и глубоко. Да, конечно, Лёня была, так сказать, пассивно виновата. Активным виновником выступал бросивший Ладу молодой человек. И все же именно Лёня послужила непосредственной причиной Ладиного горя. Поэтому заслуживала наказания.

Существовала также и третья сторона. Я чувствовал себя обиженным. Как так – я тогда, в тот день моей производственной практики, голодный и мокрый, был, оказывается, толще! И морда у меня была, оказывается, умнее! Бред!

Лада повторила свое «кис-кис».

– Вас зовут, Кот, – сказал Паук. И тут же приструнил Петуха: – Смирно!

– Слышу, – отозвался я. И решился.

– Мяу! – сказал я сердито. Дверь в кабинет была закрыта плотно, и открывать ее с нашей стороны я побоялся – чтобы не демаскироваться раньше времени.

Лада выпустила меня.

Я распушил хвост и прошествовал в комнату, куда уже перебрались Лада и ее гости.