Полусолнце - Кристина Робер Страница 83

Шин

У Коджи было что-то вроде задержки в развитии. Мидори уже вовсю болтала, а он только учился складывать слова в предложения и держаться на ногах. Кажется, у него были проблемы с коленями, и до пяти лет он практически не бегал, да и ходил плохо. Помню, как мы с Кацу допоздна играли в полях с деревенскими ребятами, а за близнецами присматривала наша кухарка, да еще дедушка друга помогал. Никто не упрекал меня – я был ребенком и не стремился посвящать свое время близнецам.

Когда я возвращался в поместье, запыхавшийся и раскрасневшийся, мне навстречу выбегала Мидори. Останавливалась передо мной всякий раз, грозно так, с вызовом смотрела, словно упрекала в чем-то, а потом резко разворачивалась и забегала в дом.

– Да что ты понимаешь, малолетка, – бурчал я, встречаясь взглядом с Коджи.

Он ковылял ко мне по вымощенной желтым камнем дорожке, а я, дурак, стоял и даже не пытался идти к нему навстречу, хотя и знал, как тяжело дается ему этот путь. И вот Коджи подходил, оглядывал меня своими странными голубыми глазами и непременно с робкой улыбкой спрашивал, что я делал сегодня.

Но в тот день он ничего не спросил. Просто обнял меня – обхватил руками так сильно и искренне, как может сделать только ребенок, уткнулся носом мне в живот и прошептал:

– Мне приснился сон, что ты уйдешь. Как папа.

Было ли что-то, что могло достучаться до сознания недолюбленного двенадцатилетнего подростка? Только голос этого больного мальчишки, для которого я оказался самым важным существом на свете. Именно в тот вечер все изменилось.

Совершенно сбитый с толку, я отстраненно гладил его по макушке и вдруг заплакал.

Не уйду. Никогда не уйду!

«Ты хорошо воспитал его. Теперь отдай моего сына».

Несколько раз я пытался открыть глаза, но веки были такими тяжелыми, словно их придавили камнями. Тело изнывало от невесть откуда взявшейся усталости. Что произошло? Попробовал пошевелить руками: пальцы нащупали что-то мягкое, и я уловил приторно-сладкий запах. Рэйкен? Я провел ладонью вверх-вниз. Плечо. И вдруг ощутил тяжесть на груди. Она лежала рядом со мной.

Как странно. Ничего не помню.

Сделав над собой усилие, я все же открыл глаза. Темноту разрезали блеклые отблески звезд. Подбородок упирался в ее голову, светлые волосы закрывали мне грудь. Я осторожно снял ее руку со своего живота, положил Рэйкен на землю и сел. Тело ныло, каждая кость отзывалась жалобным скрежетом. Как будто я умер и воскрес. Взгляд невольно упал на ее окровавленные пальцы и метнулся к лицу: между бровями залегли глубокие складки, бледные щеки были разукрашены размытыми красными полосами.

«Верни моего сына».

– Что… – выдохнул я, с тихим стоном хватаясь за голову.

Попытался встать, но ноги подкосились, и я упал на колени. Подполз к берегу озера и опустил руки в прохладную воду. Блуждающая крепость. Значит, я все еще здесь. В памяти замелькали обрывки битвы. Птичьи крики, взмахи крыльев. Сильно пахло гарью, кто-то стрелял. Где-то здесь должен быть мой колчан.

Зачерпнув воды одной рукой, я плеснул на лицо и вдруг увидел на тыльной стороне ладони шрам. Сев прямо в воду, я поднес руку ближе к лицу. Что это за иероглифы? Фактура напоминала ту же отметину, что у Нобу и Тэйго.

– Не может быть…

Я стал машинально ощупывать лицо и вдруг наткнулся пальцами на шероховатости на висках. Сердце бешено забилось. Глаза ослепило от вспышки воспоминания: десятки стрел летели в мою сторону, готовые пронзить…

«Ты воспитал моего сына. Верни его».

– Хого…

Я резко обернулся и тут же поморщился от колющей боли в затылке. Рэйкен медленно подошла ко мне. Выражение ее лица испугало – столько страха было в нем. Она опустилась на колени, кимоно тут же промокло.

– Его сын? – прошептал я.

Она что-то говорила про Хэджама – там, у храма, бесчисленное количество часов назад. Спрятаться, он пришел за нами… Мной и Коджи.

Его сын.

Рэйкен коротко взглянула на меня – так вымученно, с мольбой – и тут же потупила взгляд. Нет-нет-нет. Ничего этого быть не может. Я казался себе чужим – с этими отметинами, с этим незнакомым телом. Как будто мое сознание переместили в другой сосуд.

– Хого…

Я все уже знал. Все факты были у меня, оставалось лишь соединить их в складную историю. И все, что я мог позволить себе, – подарить минуту, одну чертову минуту, чтобы задержаться в прежней жизни, в последний раз ощутить то, что мучило меня и делало счастливым в минувшие несколько дней. Я протянул к ней дрожащие руки и обнял, но Рэйкен не ответила. Все равно. Я дышал ей в плечо – глубоко и надрывно, яростно стискивая пальцами ее одежду. Какой же я трус! Даже сейчас, когда до правды оставалось всего ничего, я пытался отдалить ее, удержаться в мире, который сам создал и в который отчаянно хотел верить.

– Значит, все было манипуляцией?

Рэйкен робко погладила меня по плечу и прерывисто вздохнула:

– Прости.

– Если бы моя природа была другой…

Рэйкен мягко отстранилась и заглянула мне в глаза. Когда я вспоминаю этот момент, то больше всего ненавижу этот взгляд – болезненный, сломленный и виноватый. Но вот ее губы шевелятся, и голос звучит жестко и уверенно:

– Задавай вопрос, хого.

– Чтобы возненавидеть тебя?

– Непременно. Все вернется на круги своя. Задавай вопрос.

Я задержал ладонь на ее щеке, не удержался и провел пальцем по губам.

Хорошо. Пора.

– Расскажи мне, что случилось с Такимару. Ты ведь знаешь?

Рэйкен коротко кивнула, и рыжие глаза затянуло темным барьером, разрывая последние нити, связывающие нас. Вот и все. Я сел, согнув ноги в коленях, и приготовился слушать. Пелена, защищавшая небо над крепостью, рассеялась, и на темной глади озера отразились блеклые звезды. На постах мелькали призрачные фигуры стражей. Наверное, за спиной, наверху птичий народ устранял последствия вторжения. Смотреть не хотелось. Я не представлял, что расскажет мне Рэйкен, но вдруг понял, что давно знал: эта правда перевернет все, отрежет мне путь как в прошлое, так и в настоящее. Эту правду не удержат ни разрушенные улицы крепости, ни мой страх. Она всегда была, существовала вне этого мира, вне моего желания.