Ангелология - Даниэль Труссони Страница 83

Действительно, слева, на углу Хадсон-стрит, маячил черный «мерседес»-внедорожник. Высокий человек в темной одежде — тот самый, который взломал накануне его машину и которого, если это была не галлюцинация, он видел за окном поезда — вышел из автомобиля и зашагал к уличному фонарю.

— Теперь посмотрите направо, — сказала Габриэлла. — Вы увидите белый джип. Я в нем и жду вас с раннего утра. Я приехала сюда по просьбе моей внучки, чтобы помочь вам.

— А кто ваша внучка?

— Эванджелина, разумеется, — усмехнулась Габриэлла. — Кто же еще?

Верлен вытянул шею и заметил белый джип, втиснутый в узкий переулок на другой стороне улицы. Переулок был далеко, и он едва видел машину. Казалось, собеседница разгадала его сомнения. Окно джипа опустилось, оттуда высунулась миниатюрная рука в кожаной перчатке и недвусмысленно помахала ему.

— Что все-таки происходит? — в замешательстве спросил Верлен. — Может, наконец расскажете, почему вы следите за моей квартирой?

Он подошел к двери, проверил задвижку и накинул цепочку.

— Моя внучка подумала, что вы в опасности, — спокойно ответила Габриэлла. — Она оказалась права. Теперь я хочу, чтобы вы взяли письма Инносенты и немедленно спустились. Но я не советую вам выходить из дома через парадный вход.

— Но здесь нет другого выхода, — растерялся Верлен.

— Может, по пожарной лестнице?

На углу здания темнел металлический каркас, но лестница выходила на переднюю стену дома.

— Пожарную лестницу видно от главного входа. Они увидят меня, как только я начну спускаться, — проговорил Верлен. — Можете объяснить мне, зачем…

— Дорогой, — прервала его Габриэлла теплым, почти материнским голосом. — Вам придется включить воображение. Советую убираться оттуда. Немедленно. Они явятся за вами в любую минуту. Вообще-то, им на вас наплевать. Им нужны письма. И как вам, наверное, известно, вряд ли они будут вежливы, забирая их.

Как будто подтверждая слова Габриэллы, второй человек, такой же высокий и белокожий, как первый, вышел из черного «мерседеса» и присоединился к товарищу. Вдвоем они пересекли улицу и направились к дому Верлена.

— Вы правы, — сказал Верлен. — Они идут.

Отвернувшись от окна, он схватил спортивную сумку, сунул под одежду бумажник, ключи и ноутбук. Затем вытащил папку с письмами Инносенты, положил ее в книгу репродукций Ротко, аккуратно спрятал в спортивную сумку и застегнул молнию.

— Что мне надо делать? — спросил он у Габриэллы.

— Погодите немного. Я их хорошо вижу. Просто следуйте моим указаниям, и все будет отлично.

— Может, позвонить в полицию?

— Ничего не делайте, — сказала Габриэлла до жути спокойным голосом, странно звучащим на фоне шума крови в ушах Верлена. — Они пока стоят у входа. Если уйдете сейчас, они вас увидят. Послушайте меня, мистер Верлен. Не выходите, пока я не скажу. Это очень важно.

Верлен поднял оконную раму. Порыв морозного воздуха ударил в лицо. Высунувшись из окна, он увидел мужчин у подъезда. Они разговаривали низкими голосами, а потом вставили что-то в замок, открыли дверь и вошли в здание. Тяжелая дверь хлопнула, закрываясь за ними.

— Письма у вас? — спросила Габриэлла.

— Да, — ответил Верлен.

— Тогда идите. Сейчас же. Вниз по пожарной лестнице. Я буду вас ждать.

Верлен положил трубку, повесил сумку через плечо и вылез из окна в объятия ледяного ветра. Металл прилип к теплой коже ладоней, когда он схватился за ржавую лестницу. Изо всех сил он дернул. Лестница загремела. Руку пронзила боль — это открылась рана от изгороди из колючей проволоки. Не обращая внимания на боль, Верлен спустился по ступенькам, скользя кедами по обледенелому металлу. Он услышал оглушительный треск. Дверь его квартиры взломали.

Верлен спрыгнул на тротуар, убедившись, что сумка надежно висит на плече. Как только он оказался внизу, к обочине подъехал белый джип. Дверца открылась, и миниатюрная черноволосая женщина со строгой стрижкой паж, с ярко-красной помадой на губах поманила Верлена.

— Садитесь, — сказала Габриэлла и потеснилась. — Быстрее.

Верлен залез в джип и сел около Габриэллы. Водитель рванул машину с места, свернул за угол и помчался в сторону окраины.

— Что, черт побери, происходит? — воскликнул Верлен и оглянулся через плечо, боясь увидеть преследующий их «мерседес».

Габриэлла положила тонкую, затянутую в перчатку руку на его холодную дрожащую ладонь.

— Я приехала, чтобы помочь вам.

— Помочь в чем?

— Мой дорогой, вы даже не представляете, какие серьезные неприятности навлекли на всех нас.

Пентхаус Григори, Верхний Ист-Сайд,

Нью-Йорк

Персиваль велел задернуть шторы, чтобы защитить глаза от света. Он пришел домой на восходе солнца, от вида бледного утреннего неба болела голова. Когда в комнате стало достаточно темно, он стянул одежду, бросил на пол смокинг, запачкавшуюся белую рубашку и брюки и вытянулся на кожаном диване. Без единого слова служанка-анаким расстегнула ремни вокруг его тела. Персиваль терпеливо вынес эту утомительную процедуру. Она смазала ему ноги маслом и стала массировать от лодыжек до бедер, разминая мышцы, пока они не начали гореть. Служанка была очень симпатичным и очень молчаливым созданием — это сочетание он считал подходящим для анакимов, особенно для женщин, которых находил исключительно глупыми. Персиваль смотрел, как ее короткие жирные пальцы движутся вверх и вниз по его ногам. Нестерпимая боль в горящей голове перекликалась с жжением в мышцах ног. Безумно утомленный, он закрыл глаза и попытался уснуть.

Точного происхождения его недомогания не знали даже самые опытные врачи, лечившие его семью. Персиваль нанимал лучших докторов, они прилетали в Нью-Йорк из Швейцарии, Германии, Швеции и Японии, но все, что они могли сказать ему, было давно известно — опасная вирусная инфекция, распространившаяся через поколение европейских нефилимов, атакует нервную и легочную системы. Они предлагали лечебные процедуры для заживления крыльев и восстановления ослабленных мускулов, чтобы ему было легче дышать и ходить. Массаж был одной из самых приятных процедур. Персиваль каждый день по нескольку раз вызывал к себе анакима, чтобы массировать ноги, и ее постоянное присутствие было для него так же важно, как виски и болеутоляющие препараты.

В обычных обстоятельствах он никогда не позволил бы презренной служанке входить в свои личные апартаменты — и многие сотни лет так и делал, пока не заболел. Но в прошлом году боль стала невыносимой, судороги были настолько сильными, что ноги скрючивались самым неестественным образом. Анаким вытянула каждую ногу, чтобы расслабились сухожилия, и массировала мышцы, останавливаясь всякий раз, когда он вздрагивал. Он наблюдал, как ее руки прижимаются к бледной коже. Она успокаивала его, и за это он был ей благодарен. Мать забросила его, считая инвалидом, а Оттерли выполняла работу, которую должен был сделать Персиваль. Кроме анакима, некому было помочь ему.