Кровь драконов - Юлия Сергачева Страница 81

— Это он чего говорит? — тихонько шепнула женщина с корзинкой полной зелени своей подруге. — Что-то я не пойму…

— Это он про то, что они дите променяют на картину! — авторитетно ответила ей подруга.

— То есть вы хотите сказать, что владельцы драконов не способны полюбить никого, кроме своих драконов? — спросил торговец с лотком карамели на шее, остановившийся, чтобы передохнуть.

— Не совсем так. Просто тому, кто хочет жить с владельцем дракона, придется мириться с тем, что и делить любимого всегда придется с драконом.

— Но зачем отказываться от всего ради… Ради чего?

— Те в ком течет кровь дракона, могут управлять великой силой. Практически божественной. Они способны творить. Способны познать «полет», наслаждение им. Могут создать нечто Иное, что не существовало до них. Разве это не прерогатива всевышних? Но богам, как известно, не подходит бывшее в употреблении, а посему они требуют от человека всю его суть навсегда в единоличное владение…

— Я ж говорю — нелюди… — пробормотал кто-то удовлетворенно.

На кон нам это самое «иное». Пусть чего полезного создадут…

— Значит, сказки верно говорят. Для драконов люди — рабы?

Лектор растерялся.

— Нет, нет! Это не рабство! Это… другое. — Он беспомощно и смятенно вглядывался в аудиторию, машинально оглаживая залысины. Как объяснить то, что необъяснимо? И к тому же… А вдруг они правы?

Джеанна потащила меня прочь. На ее лице стремительно таяло странное выражение. Кажется, она давилась смехом.

Раньше я такого не замечал, но сейчас люди в городе норовили сбиться в стайки, стекались другу к другу, образуя небольшие или весьма обширные толкучки, как масло в чашке с водой. Здесь обменивались новостями; там о чем-то кричали, размахивая руками и обдавая друг друга хлесткими ругательствами, как нечистотами и каждый даже случайный прохожий шел дальше, будто испачкавшись; вот тут вроде бы мирно веселились, катая детей на деревянных лошадках, а уже за следующим поворотом угрюмо митинговали… Обходя очередную такую ощетиненную и ощеренную амебу посреди проспекта, мы вынужденно взобрались по пологим ступеням Большой Городской Библиотеки.

— Наконец-то! — на нас налетела какая-то взбудораженная женщина. — Вас Дано послал? Списки в шестой комнате…

— Какие списки?

— Вы же в оцепление?

— Нет, мы просто случайно…

— А, — разочарованная женщина отступилась. — Простите, я подумала, что вы оцепление…

— Какое еще оцепление?

Три дня назад какие-то мерзавцы пытались разорить и поджечь Библиотеку, — неохотно сообщила женщина, уже высматривая кого-то в крикливой толпе неподалеку. — Об этом еще в газетах писали, не читали? Так со всего города к нам добровольцы приходят, чтобы стеречь библиотеку по ночам.

— А чем им библиотека-то не угодила?

— Ну как же, — удивилась женщина. — Первейший рассадник заразы.

— В Гнезде знают?

— При чем тут Гнездо? — неожиданно угрюмо осведомился какой-то парень, поднимавшийся по ступенькам к библиотеке и ухвативший конец разговора. — Мы тут и сами разберемся. Или по-вашему в городе нет нормальных людей, которые не позволят всяким уродам жечь книги?

… Городские улицы пустеют только под утро, да и то не окончательно, а сегодня днем, за несколько дней до Праздника здесь было не протолкнуться. Это только Джеанна могла не замечать толпы, легко лавируя между людьми, как юркая лодочка в стремнине горной реки. В самом худшем случае она небрежно отодвигала нерасторопного в сторону, и тот, в ярости обернувшись, тут же смолкал, жадно рассматривая ее и плотоядно облизываясь. Естественно, я бы этот фокус вряд ли сумел бы воспроизвести. Лучше не пытаться. Поэтому, когда мне вконец надоело извиняться или обмениваться с наглецами гневными взорами, я выдернул Джеанну из столпотворения и вытащил ее в проулок.

— Куда нам? К центру? Пойдем в обход…

На набережной, увидев скопление людей, молчаливо рассматривающих что-то, я испытал непреодолимое и неприятное ощущение повторяющегося сна. Сначала цветы, потом набережная, потом… Новый труп?

Дурные предчувствия оправдались. На берегу лежало тело. Не совсем там, где в прошлый раз. Точнее совсем не там. Да и тело на этот раз было хоть и обезображено, но узнаваемо — женщина, довольно молодая. Ее вытащили из воды, поэтому крови совсем не было, несмотря на страшные разверстые раны. Похоже, нашли ее только что, и угрюмые стражники с баграми продолжали бродить вдоль забранной в камень кромки берега, пытаясь обнаружить еще что-нибудь в взбаламученной воде. Один из стражей беседовал в сторонке с рыдающей пожилой женщиной, прижимающей к себе беловолосого мальчишку, который норовил вывернуться из захвата и поглазеть на лежащее тело.

— …жила она тут неподалеку, — говорил скорбный старушечий голос. — Травница известная. Умелица редкая, да нрава склочного. Говорили же ей не ходить одной, а она только усмехалась. Даже палку с собой никогда не брала. Твердила, что травы не любят, мол, мертвого…

— Будь с ней хоть самострел, а от такого чудища не убережешься, — возразили старухе.

— А что за чудище? — заинтересовался кто-то из опоздавших. — Неужто видали кого?

— Вон Ринна и видала, — крепкий рыжий, как огонь, мужчина кивнул в сторону рыдающей женщины. — Да и не она одна.

— Что? Что видала? — в толпе заметно оживились.

— «Что, что», — огрызнулся он недовольно, явно не желая развивать тему самостоятельно. — Будто сами не знаете. Кто еще мог так погрызть бедняжку?

— Лиходак, что ли? — неуверенно предположил какой-то человек в полосатой куртке, явно из приезжих, и на него немедленно зацыкали и зашипели, поливая презрением.

— Сам ты «лиходак»!.. Скажешь тоже, деревня!.. Эх, ты, темнота! Вот такие вечно и попадаются им…

— Кому? — шепотом спросил ошеломленный Полосатый, но на него уже не обращали внимания.

— … кто ж их знает?.. А по-твоему, почему он кружат над головами день за днем? Уж не добычу ли высматривают?.. Ладно, может я и хватил, но ведь непонятно же ничего!.. Смута от них, и беды… Урожай плохой, а кто говорил… Не все, но многие из них, обратились во тьму, служат ей, а тьма — известное дело, требует жертв… у кого еще есть такие зубы?.. А ты лично знаешь, что им потребно?..

— И то верно! Кто знает, может, они уже давно и не люди, а так, куклы драконов? Вот я сам слыхал, как один сознавался — мол, его будто некая сила свыше заставляет стихи писать. Будто нашептывает то ночью, то днем. Он говорит, это вдохновение. А чье? Вдохнул-то кто?

Слушатели внимали благоговейно и с наслаждением ужасались, передавая друг другу взгляды, выражение лиц и жесты, как заразу. Еще минуту назад кто-то недоуменно пожимал плечами, но захваченный общим настроением теперь уже цокал языком, округлял глаза и беспокойно кивал, торопясь поддакнуть.