Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов Страница 80

— Ирий — он на небе, для мёртвых. А кто его на земле ищет — как раз в иной мир и попадёт прежде времени, — ехидно произнёс появившийся рядом с верховным жрецом Скирмунт.

— Что ж тогда на земле искать — пекло бесовское? — сурово сказал Славята и первый двинулся к створке со львом, у которой уже встала Лютица.

Доброгост было заколебался, но его уже подталкивали в спину, обходили, и великий старейшина, вздохнув, пошёл к створке с медведем. Он-то знал: к этому давно шло. Едва ли не все лучшие мужи за спиной у чёрных волхвов ругали их за алчность и властолюбие. Он и сам хотел бы избавить Северу от чёрной саранчи, но... так, чтобы ничем не рисковать, особенно самому. А тут... Велес не Даждьбог, неизвестно, по нраву ли будет ночному богу солнечный царь? А выстоит ли росское воинство разом против тёмных чар и роксоланских железных всадников? Это ведь не голядь с топорами да с рогатинами. Не доведи Велес, будет по всей Севере такое, как на Белизне! Вот кабы всё без шума, без боя...

Чернобор, как ни в чём не бывало, сильным голосом затянул священную песню:

Ходи в пекло, ходи в рай,

Ходи в Велесов сарай.

Там и пиво, там и мёд,

Там и Велес наш живёт.

Её подхватили все — шедшие направо и налево. А было их примерно поровну. Не любить бесовых слуг и сарматских находников — ещё не то же, что открыто пойти против них.

Костена, внутренне кипевшая, не подавала виду и лишь старательно запоминала тех, кто шёл в Ирий. Она сразу поняла замысел мужа: одним махом выявить всех своих врагов.

Едва успели лучшие мужи рассесться за столами, как перед насыпью появился небольшой отряд. Впереди шли Ардагаст с Ларишкой, одетые так же празднично, как в памятную рождественскую ночь. Он — во всём красном, в высокой шапке с собольим околышем, при мече и акинаке. Она — в пурпурном платье с золотыми бляшками, синем плаще с рукавами и красном покрывале, с тремя дорогими ожерельями на груди и золотыми браслетами на руках. Царь вёл чёрного барана, царица — белую овечку. В руке у царицы была сума, из которой выглядывала амфора, платье стягивал поясок, а на нём висел старинный бронзовый жертвенный нож с фигурками двух коней на рукояти. Следом шла вся русальная дружина — в личинах, с мечами и жезлами. С русальцами была и Милана.

Тут же из ворот высыпали и встали перед ними стеной другие ряженые — чёрные волхвы. Лица скрывали хари одна другой страшнее и уродливее. Быки, козлы, медведи, черти, мертвецы — всё как на святки, всё, чтобы запуганный поселянин и сообразить не мог, кто перед ним: сосед-колдун, оборотень или нечистый дух. Но были тут скураты и вовсе невиданные: собака со свиным рылом, уродина с двумя рогами на носу, хищник вроде льва или рыси с огромными клыками, вылезающими из пасти. Привычный ко всему Вышата вздрогнул. Изображения одних из этих тварей он видел на стенах пещерных святилищ, другие являлись из неведомых подземных глубин по зову пещерных волхвов, и лишь пламя колдовского костра не давало им вырваться в мир и опустошить его.

Сам Чернобор стоял в страшной и мерзкой на вид красноносой харе с огромными бычьими рогами: один глаз широко открыт, другой ехидно прищурен. Из-под хари на грудь падала могучая чёрная борода. Костена вырядилась медведицей, Скирмунт — чёрным козлом, Невея — волчицей.

— Неучёные, однако, у вас царь с царицей. И наставить некому, хоть и учился ваш великий волхв, где надо и не надо, — прогудел высокомерный голос верховного жреца из-под рогатой скураты. — Кто же это тёмным богам белую овцу приносит?

— Так у тебя и Велес — тёмный бог? Как не понять: для тех дел, что твоя братия любит, не всякая ночь годится, а только тёмная, без месяца, — насмешливо сказал Ардагаст.

— Чтобы удобнее было молоко красть или в поле заломом делать, пшеницу портить, — добавила Ларишка, за эти месяцы хорошо изучившая повадки венедских колдуний.

— А что это за нож у тебя, царица-жрица недоученная? — продолжал невозмутимо Чернобор. — Велесу молятся не о конях, больше о быках. Он и ездит по небу быками белыми, златорогими. Верхом другие боги носятся — Перун, Даждьбог, Ярила.

— Зато Солнце ездит конями златогривыми, а оно и есть жена Велеса-Месяца, — возразил Вышата. — Да не забыл ли ты, верховный жрец, какой завтра праздник? Два светлых бога, два небесных всадника — Даждьбог и Перун — одолеют Чернобога и выведут Морану на белый свет. А ножу тому шестнадцать веков, и выкован он в сварожьей кузнице на страх всей нечисти.

— Спешишь, Вышата, ой спешишь, — качнула рогами ехидная красноносая харя. — Праздник только с утра, а до того ещё половина ночи. Не торопись Масленицу провожать, как бы самого раньше не проводили, и не одного.

— С зимою вместе нечисть провожают, а не добрых людей, — тряхнул золотистыми волосами Ардагаст и обернулся к дружине: — Не пора ли, братия-дружина, проводить тех, кто нечистью рядится не для смеха, а для страха чернобожьего?

— Гляди, Чернобор, весна уже на дворе. Пригреет солнце, и растает твоя ледяная крепость, — сказал Вышата.

— Моя крепость — в душах людей, — ответила рогатая личина и зловеще возгласила, подняв двоерогий посох: — Золотые врата открыты. Кто войдёт — голову потеряет, если богам не угодит. Хотите войти, войско? Дайте жертву и двух первых среди вас!

Две верхушки посоха, хитро закрученные, извивались, подобно двум растревоженным змеям.

Ардагаст с Ларишкой первыми миновали насыпь. Навстречу им, решительно раздвинув ряженых, вышла Лютица с хлебом-солью, в маске львицы. Следом, в такой же личине, с миской блинов, появилась Мирослава. Жрица с поклоном вручила хлеб-соль царю, а её ученица принялась оделять блинами русальцев. Вышата достал гусли, ударил по струнам, запел весело:

Как на Масленой неделе

В потолок блины летели!

Дружина подхватила:

Ой, блины мои, блины,

Блины масленые!

— Чтоб вас теми блинами поминали, да не теперь, а на Ярилу, со всеми заложными! — злобно проворчала Костена из-под медвежьей хари.

Чёрные волхвы расступились, пропуская царя с царицей, но следом сомкнулись, выставив мечи и колдовские жезлы. Русальцы возмущённо зашумели, схватились за оружие, но Чернобор громко сказал:

— С дружиной и волхвами идти в святилище уговора не было.

— Что, в рай не терпится? Все там будете, воины Солнца, если вы и впрямь такие праведные. На земле без вас спокойнее будет, — зловеще произнесла медвежья личина.

— Разве мало одного барана да овцы в жертву? — подхватила волчья личина — Невея. — Про тех, кто сам смерти ищет, говорят: «Чёрту баран».

Ардагаст обернулся к дружине:

— Оставайтесь здесь. Сторожите священный городок снаружи. Чтобы никакая нечистая сила требе [32]не помешала.