Свобода и неволя - Вера Чиркова Страница 8

— Это еще не доказательство, — буркнул Инквар, не желая, чтобы ученик плохо думал про его коллег.

— Возможно, — уклончиво согласился телохранитель. — Но я точно знаю, ночники предпочитают грязные цвета, тогда легче прятаться. Они же как стервятники — всегда нападают исподтишка. А одаренные, особенно те, кто вынужденно служит баронам, почему-то всегда в черном. И заставить их носить другую одежду невозможно… как мне говорили.

Искусник искоса глянул на него и отвел взгляд: объяснять друзьям эту тайну он не имел никакого права. Когда-то давно один из первых искусников, Лахвор, придумал гениальный артефакт. Хотя сказать «придумал» — это слишком просто, мастер несколько лет работал, пока подобрал формулу и камни, проходя через которые магия окрашивала все надетое на хозяина амулета в жгуче-черный цвет. Можно было каждый день надевать новые разноцветные вещи, через час или меньше они становились непроницаемо-черными. Через некоторое время Лахвор начал делать такие амулеты десятками, но особого спроса они не нашли. И вдруг к нему пришли с предложением коллеги. Договорились они очень быстро, мастер собрал и выкупил все изготовленные ранее амулеты, объяснив это якобы обнаруженным вредным влиянием на печень. Вскоре все забыли о неудачном изобретении, благо в те времена талантливые одаренные делали невероятные открытия едва ли не каждый день.

Теперь лишь посвященные знают, что изобретение Лахвора не забыто и не потеряно, и каждый ученик, становясь мастером, получает от учителя несколько полезных вещей, среди которых обязательно есть ключ свободы. Небольшой Иссиня-черный камень, вставляемый в неснимаемый личный амулет, в случае попадания мастера в неволю активируется особой фразой или крохотной капелькой крови и с этого момента будет неизменно окрашивать всю одежду раба в черный.

Этот цвет — знак для собратьев и одновременно предупреждение об опасности и клятва верности мастерам и их законам. Те из искусников, кто сдался и смирился с судьбой, черного цвета не носили, раз и навсегда выбросив подальше свой ключ.

— Но я сейчас говорю не об этом, — не дождавшись пояснений Инквара, упрямо продолжил Дайг. — Мы все почти в два раза старше твоей сестры и в несколько раз больше видели и пережили. Ведь нельзя же считать за жизненный опыт младенческие годы человека, когда он со всех сторон окружен заботой и любовью. Да и судьба у всех людей складывается по-разному. Нет, я не хочу никого поучать, но, по-моему, это либо детская самоуверенность, либо бабская блажь — пытаться решить сложную проблему в одиночку, когда рядом есть опытные люди, готовые помочь.

— Ты собираешься ей об этом сказать? — с интересом глянул на друга Гарвель.

«Да он уже сказал, — хмуро усмехнулся искусник. — Ведь думает, что Ленс все перескажет сестре». А вот он, Инквар, теперь в этом не очень уверен, похоже, мальчишка начинает понемногу взрослеть.

— Не нужно, — подтвердил его мысли ученик, бросил на учителя быстрый взгляд и тихо попросил: — Не сердитесь на нее. И не спорьте…

Инквар мог бы найти не один веский довод, способный если не убедить мальчишку, то хотя бы поколебать его уверенность в правоте выбранного сестрой пути, но в голосе Ленса оборванной струной прозвенела недетская боль.

— Хорошо, — твердо пообещал искусник и, не таясь, достал из кармана флакончик.

Зелье спокойствия было ему сейчас просто необходимо. За время, оставшееся до приезда в Трааг, Инквар собирался продумать все способы, какими будет действовать, если подопечные окажутся в опасности.

Хотя он и уступил сейчас мольбе ученика, но даже и не подумал отказаться от своих намерений, несмотря на кажущуюся неверность такого решения. Ведь по закону этих мест Лил уже взрослая девушка и вполне имеет право делать все, что ей захочется. И никого не касается, какие беды могут принести ее необдуманные поступки.

Как ни горько было признавать, но это знакомая, десятки раз испытанная им горечь. Инквар давно заметил одну необъяснимую странность: многие люди из гордыни или упрямства предпочитают страдать и терпеливо сносить удары судьбы, но не последовать чужому разумному совету или попытаться изменить свою жизнь. И раньше он всегда в таких случаях отступал, доподлинно зная, как бесполезно тратить время и душевные силы на тех, кто не желает помочь самому себе.

Но не в этот раз. Теперь он был не просто искусником, взявшим на себя обязательство перед двумя собратьями, одного из которых уже не было в мире живых, а судьба второго оставалась пока темной, как дождливая ночь.

Все изменилось в тот миг, когда он принял Ленса в ученики. Отныне он в ответе за мальчишку, и больше не имеет никакого значения, желает тот этого или нет. И точно так же не имеют никого значения мнения и права всех его родичей и друзей. Пока Инквар не поймет, что ему больше нечему научить своего первого ученика, он будет делать для его безопасности все, что сочтет нужным сам.

— Спасибо, — выдохнул Ленс, выбрался из-за стола и торопливо направился к наружной двери.

— Кстати, ты помянул Юбельда, — дождавшись, пока за мальчишкой закроется дверь, повернулся к телохранителю Инквар. — А ведь я о нем совсем забыл. Как он пережил ту ночь?

— Такие истории нельзя рассказывать за столом, — едко усмехнулся Дайг. — От злости хочется сгрызть все, что видишь. Но началось все еще днем, когда мы поднимали людей после паралича. Не знаю, кто из парней Кержана капал бодрящее зелье этой скотине и его спутникам, но поступил он очень разумно, выдав им только половину нормы. Поэтому все они спали, пока мы добирались до пустошей и устраивались на ночлег. А вот рев твоего голема… извини, тогда мы все считали этот морок големом, разбудил баронского родственничка. Сначала он перепугался и от страха ринулся бежать, но ты же помнишь ту низинку? Кустики чахлые, деревья редкие, речушка мелкая. Только заросли крапивы и осоки по ее берегам густые, но умный человек там прятаться не станет.

— Теперь умным Юбельда не считает никто из того обоза, — желчно ухмыльнулся Гарвель. — Пока Дайг укладывал тебя, а мы с Кержаном освобождали от цепей и таскали в телеги свалившихся от слабости лицедеев, возчики срочно запрягали коней и выводили обоз на дорогу. Все ведь понимали, что голем отпугнет бандитов ненадолго. Обычно големы убивают несколько жертв и теряют силу. Вот тогда выжившие бандиты вполне могли бы вернуться, чтобы отомстить.

— Не маловато ли их было — мстить?

— Да, почти половину банды они потеряли. Но атаманом у них Исмер, редкий гад даже среди остальных ночников. Жаден, лжив, недоверчив и очень жесток. Но жадность все же впереди всего. Ради золота берется за самые грязные дела и никогда не жалеет своих людей. — Дайг скрипнул зубами и тихо добавил: — Жаль, мы не стали сразу поить зельем бандитов, взятых в плен днем, так и везли бесчувственных. Если бы я знал раньше, кто на нас напал, не сидел бы с вами у телег.

— Хорошо, что не знал, — строго глянул на друга Инквар. — Искусник у них сильный. Не смотри так недоверчиво, у меня свои способы получать сведения. И как друзьям могу вам намекнуть — добровольно в этот отряд он вовсе не рвался. Но больше ни слова, и так много лишнего болтаю. Ты лучше доскажи про Юбельда, только покороче, ехать пора.