Королевства Ночи - Аллан Коул Страница 8

— «Ибис».

— Прекрасно! — сказал он и, на мгновение забыв свое положение главного воскресителя, как и все остальные, застыл в восхищении.

«Ибис» выглядел чудесно. Он не обладал хищными обводами военного корабля и не имел такой скорости. Он представлял из себя типичного торговца — девяноста футов в длину и двадцати в ширину, — построенного для плавания в любых морях и для перевозки грузов и людей с удобствами. При полной оснастке для морского плавания у него была одна мачта, сейчас же, по случаю церемонии, на палубе возвышался лишь флагшток, на котором развевались разноцветные знамена. Корму занимал ют со штурвалом, середину — главная палуба, а нос — полубак, где хранились паруса. На корме же находились большие каюты, освещенные громадными квадратными иллюминаторами.

Судно идеально подходило для исследования новых морей, завоевания новых союзников для Ориссы и новых торговых партнеров для Антеро. Помимо парусов на вооружении судна находились шесть больших, длинных весел. Может быть, в море его будет покачивать чуть сильнее, но зато с такой мелкой осадкой и маневренностью на веслах оно могло подняться вверх по реке или на парусах быстро проскочить опасные рифы, при этом оставаясь достаточно грациозным, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь вождя варваров. Хотя оно могло брать на борт двадцать пять пассажиров, при этом его команда могла не превышать семи человек. Я любил мои корабли, гордился ими и потому приказал выкрасить это судно в яркие, радующие глаз цвета, которые в то же время не соперничали бы с яркостью небес и моря, по которому ему предстояло вскоре идти в плавание. Недоставало единственного судового украшения — носовой фигуры, работа над которой требовала не только искусства скульптора, но и магии. Через несколько дней она должна быть готова. Семейство, занимавшееся из поколения в поколение этой работой, отличалось в своем деле тщательностью, почти педантичностью, да и к тому же считалось дурным предзнаменованием устанавливать носовую фигуру до того, как на корабле подняты паруса.

Ко мне приблизилась Келе. Она держала в руках зелено-золотую керамическую бутыль с благословляющим напитком внутри. В надлежащий момент мне предстояло разбить этот сосуд о борт корабля, тем самым официально нарекая его.

— Я бы отдала свою левую сиську, чтобы только получить его под свою команду, — прошептала она.

Я улыбнулся, тронутый ее желанием, и осторожно забрал у нее бутыль. Палмерас кивнул, давая мне сигнал готовности.

Судно покоилось на спусковых салазках деревянной конструкции, которая должна была помочь спустить корабль на воду. Корпус удерживался на месте толстыми балками, упиравшимися в колодки под углом. Направляющие были смазаны жиром.

Палмерас поднял жезл, и толпа стихла. На фоне этого резко наступившего безмолвия одинокий громкий голос привлек к себе общее внимание.

— Будь ты проклят! — услыхал я возглас сына. — И ты осмелился поверить незнакомцу, а не мне, родственнику?

Все обернулись и увидели стоящих нос к носу Клигуса и Гермиаса. Оба настолько были увлечены ссорой, что не заметили, как оказались в центре всеобщего внимания.

— Сейчас не время продолжать этот спор, — сказал мой племянник.

— Как ты можешь распространять эту грязную клевету? — не мог успокоиться Клигус.

Рука его метнулась к кинжалу. Но Гермиас вцепился ему в запястье.

Я пришел в себя и обрел голос.

— Эй, вы, оба! Забыли, кто вы и где находитесь?!

Мои слова вернули их в чувство, и они замолчали, вспыхнув от неловкости. Я свирепо оглядел толпу и указал всем на корабль. Взгляды собравшихся стали вновь устремляться к происходящему. И так много злости было в моем жесте, что даже Палмерас, всем своим видом выражавший: «Я же говорил тебе», тут же принял безучастный вид.

Я поднял руку, и музыканты грянули какой-то кошачий концерт, быстро перешедший в звуки, напоминающие плеск волн

Все еще злясь, я размахнулся бутылкой. Но не решился бросать, словно услыхав слова обратившегося с мольбой корабля не омрачать его удачу в таком ужасном эмоциональном состоянии, как у меня.

— Сейчас я успокоюсь, — прошептал я себе под нос.

Я швырнул бутыль, и она разбилась о борт корабля. Воздух наполнился густым ароматом благословляющего напитка.

— Перед лицом всех присутствующих, — объявил я, — нарекаю его «Ибисом». И да будут ко всем благосклонны попутные ветра!

Палмерас принялся делать пассы руками, и воздух затрещал от энергии посылаемых им заклинаний. Судно тронулось с места и так гладко скользнуло в воду, так величественно, словно морж, входящий в море.

Зазвучали приветственные крики и музыка. Вокруг меня толпились ориссиане, поздравляя Антеро с прибавлением в их флоте. Тут уж празднество развернулось не на шутку. Зашипело мясо на вертелах, хлынуло рекой вино, пустились в пляс пары, молодые и старые.

Клигус исчез, видимо, сорвать на ком-нибудь дурное настроение. Гермиас выбрал момент, чтобы подойти ко мне и извиниться.

Я махнул на него рукой.

— Я не собираюсь говорить тебе, что ты поступил как дурак, — сказал я. — Если же хочешь выслушать мои укоры и узнать, насколько я зол, выбери другое время. Но если ты тот, за кого я тебя принимаю, то надеюсь, ты пострадаешь молча, чего ты и заслуживаешь.

Гермиас покраснел и склонил голову. У него хватило ума промолчать.

— Но мне хотелось бы знать, из-за чего такого серьезного вы устроили ссору посреди всего этого.

Гермиас покачал головой.

— Я не скажу. И прошу тебя, дядюшка Амальрик, не настаивай. Мне бы очень не хотелось навлечь на себя твой гнев отказом отвечать. Однако мне придется промолчать.

Я понял, что нет смысла требовать ответа. В конце концов, он тоже был из семейства Антеро, а уж с нами в упрямстве никто не мог сравниться.

Поэтому я подозвал Квотерволза, коляску и отправился домой.

Так этот день ввел меня в еще более сложное положение, нежели было до того. Я больше не мог откладывать решение. Но и решить ничего не мог.

Я отправился в сад виллы, послушать игру фонтана над усыпальницей моей матери. Она умерла, когда я был еще мальчиком, и у меня осталось смутное детское воспоминание о ней. Их восполняли лишь рассказы моей сестры Ради.

Не странно ли, что такой старый человек, как я, нуждался в успокоении и материнском совете? Странно или нет, но мне это требовалось. И тут осветилась другая грань моей тоски, и я ощутил, что скорблю о Ради, сестре-воине, чей здравый смысл не раз оказывал мне услуги в прежние дни. И, в конце концов, из памяти всплыло лицо Омери и ее флейта, которая всегда выводила меня из любого мрачного состояния.

Я был Амальриком Антеро, чье богатство и удача вызывали зависть многих. Но в минуту слабости мне не на кого было положиться.