Гол-2018 - Дмитрий Рыков Страница 8

Они присели на лавочку в тени густого дерева, и врач спросил:

– Ну, что, вспомнили, как вас зовут?

– Амнезия, – дружелюбно ответил пациент.

– Зачем вы так со мной? – вздохнул Колышкин. – Я ведь вижу, что вы меня обманываете.

– А что вам это даст? – в свою очередь, задал вопрос гость.

– Ну, как… – удивился психиатр. – Установим вашу личность и отправим домой. Вас, наверное, ждут родственники, ищут, волнуются…

– Иван Петрович, – Ноан напряженно всмотрелся в лицо собеседника. – Вы мне не хотите навредить?

– В каком смысле?

– Да во всех.

– Нет, наоборот, я…

– Тогда не спрашивайте ничего. Семьи нет, дома – нет, документы утеряны, имени не помню. Амнезия.

– Ах, так! Вы, что, скрываетесь?

– Я никому здесь не причинял вреда. Просто отпустите меня. А на прощание посоветуйте, как завести документы и организовать жизнь.

Доктор захлопал ресницами.

– Вообще-то мне дано указание завтра вас выписать. Документы вам сделают в паспортном столе. Но для этого нужно установить личность!

– Амнезия.

– Вы, – вздохнул врач, – завтра отправитесь в полицию, в паспортный стол, и будете объяснять всё им. Я вам найду одежду и – я ещё не решил, но, наверное, дам – чуть-чуть денег, вам надо на что-то есть. Где и как вы будете жить – я не знаю, только постарайтесь не корчить из себя психа, чтобы опять насильно не вернуться к нам – я-то понимаю, что лечить вас не от чего.

– Большое спасибо, Иван Петрович, – сказал Ноан. – Вы человек чистой, искренней души. Даже удивительно, что она в таких… тяжёлых условиях не очерствела.

– Да?.. – казалось, психиатр даже растрогался этому неожиданному комплименту. Он снял очки и принялся протирать их стёкла полой халата. – Какой у вас размер ноги? – неожиданно спросил эскулап.

– Ноги? – гость принялся рассматривать свои ступни в больничных сандалиях. Он уже понимал метрическую систему, но вот так, на глаз, определить какой-то там «размер» не мог. – Не знаю.

– Наверное, сорок третий, – предположил Колышкин и принялся почёсывать подбородок.

По ходу разговора пациент заинтересовался тем, что происходило на площадке. На Кроне были командные игры со спортивными снарядами, направленные на физическое развитие, и с такими же круглыми, и с продолговатыми, но ни в одной из них не играли ногами. Здесь же руками дотрагиваться мяча вовсе запрещалось.

– А что они делают? – панибратски толкнул он в бок доктора.

– Иногда мне кажется, что вы с другой планеты, ей-богу! – сказал психиатр, и Ноан вздрогнул. – Это футбол! Такая игра. Задача одной команды – забить мяч в ворота другой.

– Ворота – это вон то сооружение с сеткой сзади?

– Ну да. Неужели никогда «круглого» не гоняли?

– Амнезия.

– Да ну вас! Мне надо идти, – врач поднялся.

– Иван Петрович! – поднял на него взгляд больной. – Можно мне ночью опять в Интернете… посидеть?

– Да что вы там, порнуху смотрите! – в сердцах воскликнул доктор. – Вам одних суток не хватило?

– Порнуху? Это изображение совокупления людей? Нет, что вы! Пытаюсь вспомнить свою жизнь. Амнезия…

– Ну, раз так, – эскулап порылся в карманах, – вот вам второй ключ, сами откроете. Только «колбаска»-то кончилась!

– Переживу, – засмеялся Ноан.

– Я санитаров предупрежу, чтобы вам не мешали.

– Только не Сергея.

– Почему?

– Он сам психически неуравновешенный. Его самого лечить надо.

Колышкин хохотнул.

– Есть в этих словах правда. Нет, он к тому моменту сменится. И палату вашу прикажу не закрывать – вернётесь в неё в любое время.

– Спасибо огромное.

– Да не за что. До завтра.

Доктор развернулся и ушёл.

Ноан остался следить за игрой. Земляне так неуклюже обращались с мячом, так неловко падали, так медленно бегали, и так часто били мимо нужной цели, что гость периодически прыскал в кулак.

Сгустились сумерки, игроки бросили пинать «круглого» и разошлись. Гость оказался один. Он разулся, вышел на площадку, поднял оставленный мяч и взвесил его в обеих руках, потом подержал на ладони, затем подбросил и поймал на пальцы правой ноги. Чтобы удерживать его на весу, землянам, наверное, нужна была особым образом натренированная координация, для кронянина же никаких проблем в этом не существовало. Ноан держал, держал спортивный снаряд на подъёме ступни, потом опять-таки ногой подбросил его вверх и, не дав опуститься на землю, несильно пнул в «ворота». Мяч ткнулся в проржавевшую металлическую сетку и выскочил обратно. Гость попробовал попасть в боковые стойки с облупившейся краской, в перекладину сверху – это получалось очень легко. Он оглянулся, убедился, что за ним никто не наблюдает, и ударил в перекладину изо всех сил. Мяч, отскочив от неё, мгновенно взмыл вверх и исчез далеко за одной из стен клиники.

«Интересная игра», – подумал Ноан.

Поев предложенной санитаром «гречки», которая оказалась не менее вкусной, чем «манная каша», и выпив «компот», он отправился наверх в кабинет зам. зав. отделением. За эту ночь он узнал о футболе всё, что можно – о национальных чемпионатах, о клубных турнирах Европы, Азии, Африки и Южной Америки, о континентальных и мировом первенствах, выучил названия всех ведущих команд, имена знаменитых игроков и тренеров, а также титулы, которые в разные времена всякими клубами и сборными завоёвывались.

Но до утра времени оставалось ещё много, и гость принялся читать литературное произведение, на которое наткнулся совершенно случайно. Называлось оно «Братья Карамазовы» автора Достоевского. Ноан удивился жестокости людей и несправедливости созданного ими мира. До утра он прочитал всю доступную в сети классическую русскую литературу, литературу двадцатого века и современную. Когда русская бесплатная в Интернете кончилась, а осталась только та, за пользование которой необходимо переводить деньги, он перешёл на английскую, потом, выборочно, – на американскую, после – на французскую, утро встретил, изучая авторов японских.

На этот раз он никуда не спешил, читал спокойно, и ничуть не устал. Но, зная, что его собираются отпустить из клиники именно сегодня, решил хоть чуть-чуть вздремнуть – про запас. Тем более что, на его вкус, Кавабата, Танидзаки и Мураками были много слабее того же Достоевского, или Толстого, или Гоголя, или Набокова. Или Шекспира и Гёте. Или Джойса. Или Хемингуэя и Джона Ирвинга. Или Анатоля Франса и Мишеля Уэльбека. А может, он ещё недостаточно хорошо выучил японский язык. Но, несмотря ни на что, он отправился спать.