Думер - Игорь Нокс Страница 8

Сказанное можно было расценить и как злобу, и как намёк. Впрочем, какой тут намёк, если минутой ранее она долбанула по мне электричеством?! Сказал бы я, что сделал бы при случае с её палочкой, но решил не нарываться на новые проблемы.

— Иди, — коротко бросила она, кивнув на указанный ранее отсек.

Ишь ты, какая. Первой не идёт, не говорит следовать за ней. Ждёт, чтобы я теперь сам пошёл. В её взгляде мне то и дело мерещится надежда, но потом я вижу, как лицо её хмурится.

Какое тут всё странное. Допрос без наручников, заключённые без запертых дверей. В чём — то даже закономерное окончание сегодняшнего безумного дня. В этом смысле я, конечно, спасся от таинственных преследователей, вот только попал в руки отморозков, не стесняющихся эксплуатировать рабов в центре Петербурга. И неужели о них никто не знает?

Делать нечего — прошёл в отсек. Все тамошние смотрели на меня. Ну не «вечер в хату» же говорить? Не тюрьма ведь, как я понимаю. И всё равно мысли вертелись мрачные: если дать слабину вначале, потом так и будут считать слабым. Я здесь надолго задерживаться не собираюсь, но тем не менее каждое действие нужно совершать рассудительно.

— Спать будешь тут, — Ассоль показала на вторую по высоте койку у входа.

На бетонном каркасе лежал фанерный лист. На этом всё. Ни матраса, ни подушки, ни одеяла.

— Как тут спать — то?

— Лёжа, — донеслось из глубин комнаты. Мне это не понравилось.

Ассоль злобно сверкнула глазами, но ничего не сказала. Постояла, словно хотела что — то сообщить, потом резко развернулась и ушла.

Ответственный момент. Первое впечатление — как известно, зачастую самое важное. Молча залезть на полку? Отлежаться после пережитого не помешает, конечно. Однако непонятки с коллективом оставлять на потом тоже не стоит.

— Кто сказал «лёжа»? — спросил я, сделав шаг вглубь отсека.

— Я сказал, — донёсся голос того, кто лежал на третьей, самой высокой полке у дальней стены.

Я молча подошёл. Тусклый свет — на высоком потолке лишь одна лампа — позволил мне разглядеть, что собеседник лежит не на голой фанере. Голову подпирал набор какого — то тряпья, и, кажется, было даже подобие одеяла в виде простыни.

— Ты — то под голову что — то мягкое стелешь, — сказал я.

— Ну а ты, стало быть, вообще гладко стелешь, — тут же ответил он, шмыгнув носом, и моментально принял сидячее положение.

Рыжие волосы, синяки под глазами. Он был старше меня максимум на пару лет.

— Если внимательный такой, сыграем? — рыжий спрыгнул с полки, поравнявшись со мной. Встал почти вплотную, смерил долгим взглядом, ожидая, когда я не выдержу и отведу глаза.

— Во что сыграем? — уточнил я.

— На что, а не во что, — вновь шмыгнул он носом. — Ставь свои легинсы. Я поставлю своё постельное.

— Ты не ответил.

— А ты не согласился.

— На мне джинсы, а не легинсы — это раз. Твоего тряпья они не стоят — это два.

— Ты чего — то борзый, — рыжий едва не врезался в меня лбом и грудью, настолько сильно приблизился. Грудь он выпирал подобно петуху, готовящемуся расправить крылья. Глаза, как мне показалось, у него тоже чересчур вылезали из орбит.

— В напёрстки, — подал голос кто — то с противоположной стены, и я воспользовался случаем, чтобы невзначай хотя бы немного отойти от рыжего. — Все новенькие играют. Такое правило.

Это был пожилой мужчина с хрипловатым голосом. Он лежал на боку, подпирая голову рукой. Вид у него был дряхлый, худощавый. Но сам дедок не выглядел побитым и зажатым. Речь, взгляд, дыхание. Мелкие детали, которые по отдельности ничего не значат, а вместе дают ясную картину. В нём чувствовался некий… авторитет?

— Я не новенький, — сказал первое, что пришло в голову.

— В хату впервые попал — значит, новенький, — как бы равнодушно пожал плечами дедок. — Боишься штаны отдавать — ставь хотя бы ремень.

Ага, ясно — ясно. Пахнет подставой. Может, у них и правда традиция такая, но это не отменяет возможности наживаться на всех новоприбывших. Мне — то из моего родного две тысячи двадцать второго это очевидно, а вот для некоторых зелёных «здешних» игра в напёрстки, пожалуй, ещё кажется чем — то прозрачным и честным.

Могу отказаться. Могу проигнорировать. Вот только рыжий всё равно будет считать себя победителем: ведь с ним побоялись сыграть! А это уже дело принципа.

— Дело — то минутное. — Дедок как бы нехотя слез с полки, сел на нижнюю, пустующую.

Рыжий раздобыл откуда — то картонку, постелил на полу, сел рядом и достал три напёрстка.

— Шарик! — он показательно вытянул руку с металлическим шариком, глядя мне в глаза. — Кладу под средний.

Вот смешные. Я ведь всё ещё не согласился, а они уже в предвкушении — нашли дурака, думают.

— Начнём? — нетерпеливо проговорил рыжий.

Лыбится, аж светится от счастья. Ну и пусть себе светится.

— Начнём.

Я неторопливо присел на корточки, и ведущий начал ловко вертеть напёрстки. Настолько деловито, что даже якобы случайно уронил один из напёрстков, и оттуда выкатился шарик.

— Ой, увлёкся! — извиняющимся тоном сказал он, шмыгая носом, и вернул шарик в центр. Начал крутить заново.

Ну да, ну да. Всё для того, чтобы убедить меня: играют честно, шарик прятать не станут. На самом деле мне было плевать.

Движения рыжего остановились: три идентичных напёрстка стояли рядом друг с другом.

Пришло время делать выбор. Для вида немного подождал, медленно потянул руку к правому напёрстку. Едва коснувшись его, тут же схватился и за левый.

— Выбираю центральный, конечно же, — сказал я, одновременно с этим поднимая боковые напёрстки.

Они, разумеется, были пустыми.

Встаю и, так и не подняв оставшийся напёрсток, ухожу к своей койке.

Я знаю, что третий напёрсток тоже пуст.

Все это знают.

Но молчат.