Тайные ходы Венисаны - Линор Горалик Страница 8

– Не уверен, что я должен говорить про это с тобой, – медленно отвечает бывший капо альто.

Агата молчит.

– Я не просил ее, – продолжает он хрипло. – Я думаю, это была моя награда. Награда за пропуск в Венисальт. Ты знаешь, что мы с твоей мамой в одной команде, Агата?

Агата качает головой.

– Я Осторожность своей команды, Агата, – говорит милитатто Оррен с усмешкой. – Только, видишь, плоховато оказалось у меня с осторожностью. Я бы никогда не нарушил устав. Но твоя мама… Сколько тебе лет, Агата? – спрашивает милитатто.

– Тринадцать, – говорит Агата сухо. Ей очень не нравится этот разговор.

– Я уже любил ее, когда мне было тринадцать, – тихо говорит милитатто Оррен.

Агата чувствует, что слезы кусают ей глаза. Осторожность своей команды! Агата давно перестала раздумывать, кем будет в своей команде, – может, она будет первой в истории девочкой, которой в команде просто не найдется роли. А вот Торсон… «Торсону бы очень пошло стать Осторожностью нашей команды, – зло думает Агата. – Его попробуй поцелуй, даже и в награду – сразу побежит жаловаться своей Мелиссе…» От этой мысли глаза у Агаты щиплет еще сильнее, и она, чтобы не расплакаться, внимательно рассматривает высокое, темное, кружевное здание неподалеку – знаменитый на весь Венискайл Дом с Лицами, в котором жил дуче второго этажа. Страшные искаженные лица тянутся по всему фасаду, а крылья и клювы у них, как у габо, а вперемешку с лицами – когти, и клыки, и рыбьи хвосты страшного подводного зверя территона, о котором Мелисса рассказывала, что если растереть его зубы в порошок и смешать с женскими слезами, то этим можно вылечить разбитое сердце. Неожиданно для себя Агата думает, что бедному милитатто Оррену сейчас не помешала бы щепотка порошка из зубов территона, и тут милитатто Оррен спрашивает:

– Куда ты на самом деле идешь, Агата?

Агате больше совсем не хочется ему врать, и еще она почему-то твердо уверена, что бывший капо альто теперь не попытается силком вернуть ее домой.

– Мне надо на пятый этаж, – честно говорит она. – Но сначала мне нужна лестница на третий. Пожалуйста, покажите мне лестницу на третий этаж.

Милитатто Оррен резко останавливается.

– Агата, – говорит он, – ты не понимаешь, во что лезешь. Ты не представляешь себе, насколько…

Но Агата не слушает его: она смотрит на Дом с Лицами, а кое-кто оттуда, с другой стороны проспекта, смотрит на нее, Агату.

Трое людей – мужчина, женщина и девочка чуть постарше Агаты – одеты в перьевые шубки, и выглядит это очень странно: шубки мужчины и женщины словно бы малы им, как будто их сняли с подростков. Лиц на расстоянии не разглядеть, но Агате кажется, что девочка смотрит очень напряженно и вообще ей здесь совсем не нравится, а вот мужчина и женщина вроде как улыбаются Агате. Агата вдруг понимает, что ей давно, очень давно никто не улыбался на улице, и ей становится так тепло от этих улыбок, что она чуть не машет мужчине и женщине через пустой проспект, но вовремя спохватывается.

– Это мародеры? – осторожно спрашивает она у милитатто Оррена.

Кажется, он и сам не очень понимает, что это за люди.

– С ребенком? – растерянно говорит он. – Нет, непохоже… Скорее, местные, наверное, у них никого нет на первом этаже, поэтому они и остались. Вот только что-то…

Тут женщина совершает неожиданный поступок: сильно толкает понурую девочку вбок, и девочка, до сих пор тихо стоявшая у стены Дома с Лицами и вяло водившая пальцами по каменной чешуе территона, тоже поступает очень странно: хватает с мостовой вывороченный огромный булыжник, размахивается и изо всех сил запускает его в уцелевший глаз одного из страшных каменных лиц – то есть прямо в окно дома.

– Ты что это творишь? – возмущенно кричит милитатто Оррен. – А ну поди сюда немедленно! Ты кто такая?! А ну немедленно сюда!.. – и бросается к девочке через проспект, но девочка со всех ног припускает по проспекту прочь, и милитатто Оррен несется за ней, звеня кокардой упавшего на плечи форменного капюшона.

Агата остается одна и в растерянности крутит головой. Ей вдруг становится очень не по себе: она так злилась, когда милитатто Оррен увязался за ней, а теперь должна признаться себе, что ей страшно быть здесь без него. Пустой проспект тянется как будто до бесконечности в обе стороны; Агата помнит некоторые боковые улицы, но ни на одной она, разнося со своей Четверкой Славную Кашу, ни разу не видела лестницы на третий этаж, только лестницы особняков, пусть иногда и очень нарядные и высокие, да маленькие лесенки-выступы на фонарных столбах – по ним фонарщики ближе к ночи взбираются на фонари. Агате, побаивающейся высоты, эта профессия всегда казалась немножко героической, а теперь Агата смекает, что фонарщики наверняка знают свой второй этаж лучше всех на свете. Сейчас почти все фонари разбиты, но в наступающих сумерках кое-где сквозь тяжелый морозный воздух пробиваются огоньки; один такой огонек мерцает почти прямо над Агатой, и Агата задирает голову – ей чудится, что там, наверху, мелькнула какая-то тень; а если это фонарщик, а если он подскажет ей дорогу на третий этаж?

– Майстер фонарщик?.. – неуверенно спрашивает Агата, но тень становится гуще, и Агата понимает, что кто-то очень большой стоит у нее за спиною.

Это мужчина в перьевой шубе, тот, что смотрел на Агату через проспект, – и женщина рядом с ним. Шубы у них очень грязные, и руки тоже, во рту у женщины не хватает нескольких зубов, а мужчина как будто не умывался по меньшей мере месяц, но вот удивительное дело: Агате почему-то ужасно хочется, чтобы они никуда не уходили. Женщина внимательно заглядывает Агате в глаза – и неожиданно словно бы становится чуть выше ростом, и Агата готова поклясться, что с зубами у нее теперь все в порядке, хотя вокруг женщины возникает какая-то золотистая дымка, и Агате не очень хорошо видно, что происходит.

– Ты такая хорошая девочка, – ласково говорит мужчина, который, наоборот, всмотревшись в Агату, явно стал ниже и худее, волосы у него теперь короткие и чистые – по крайней мере, так Агате кажется в дымке, – и он ужасно напоминает кого-то Агате – кого-то такого любимого, такого нужного, такого…

– Ты замечательная девочка, Амелия… Алина?… Аманда?.. Ада?.. – повторяет-напевает женщина, держа Агату за локти и медленно кружа вправо. Волосы у женщины теперь заплетены в две косы, и золотистая пыль, вьющаяся в воздухе, пахнет невозможно знакомо – немножко хлебом, немножко стиральным порошком, немножко цветами нелюбимника перед…

– Агата, – шепчет Агата, – я же Агата…

– Конечно, Агата, – ласково напевает мужчина, – мы так боялись, Агата, мы так тебя искали, мы так боялись, что ты потерялась, я так волновался, Агата, – и все это время женщина поворачивает Агату вправо, вправо, вправо, а мужчина ходит вокруг нее влево, влево, влево, и Агате чудится, что мостовая под ней качается, качается, качается, совсем как колыбель, колыбель, колыбель.