Айболит для короля - Ива Лебедева Страница 8

Я снова в клинике. Может, в первый день, на первом дежурстве. И нет ни обид, ни интриг, ни разочарований, даже Чучундра как будто нет. Есть только эти глаза, звериные и в то же время такие разумные, поймавшие твой взгляд и успевшие крикнуть: спаси! Кроме тебя, этого не сделает никто.

Шум вокруг ударил по ушам, солнечные блики в трепещущих листьях дерева вместо ласкового тепла вдруг впились в виски яростным жжением и невыносимо яркими вспышками, я словно почувствовала зарождение новой судороги в теле великолепного когда-то волка.

— Всем отойти! Молчать! Не мешать! Не дышать! — Кажется, я орала, но, может быть, мне только показалось. Главное — послушались. Черт-черт-черт! Ему бы не на улице, его надо в темное тихое место, но я не знаю, сколько он уже так мучается, и не уверена, что его успеют куда-то донести. Может быть, он вообще жив только потому, что не просто волк, а морф, у них, похоже, живучесть невероятная. Но счет явно пошел на минуты…

Так, соберись, Лидия.

— Покрывало! Много покрывал несите, и палки! Мне нужен навес над ним и тишина! Да бегом же!

Выкрикнула, а сама лихорадочно стала перебирать трофеи, который наворовал в клинике Локс. Надо же, не заметила, когда он успел выложить их на мою куртку. Так… ага. Самое необходимое для первого этапа реанимации у меня в рюкзаке. Я почти не глядя выхватила из него флакон с золетилом — препаратом для наркоза — и первый попавшийся шприц. Набрать препарат по сотым долям я смогу в любой.

Пока пальцы тянут поршень, голова рассчитывает дозировку, а в уголке сознания возникла история восьмилетней давности. Как учебный ролик.

На полу клиники распростерся Зигмунд, великолепный зенненхунд. Жил на своем участке, какой-то оглоед кинул через забор кусок колбасы со стрихнином. Меньше чем через час уже был в клинике. И так же корчился в страшных судорогах. И я знала, что на верхней точке очередной конвульсии у него может остановиться сердце. А самое страшное — я не знала, что делать. Так и стояла, уставившись на него в бессильном оцепенении.

К счастью, Борменталь еще не укатил домой на своем велике. Не снимая шлема и перчаток, совершил чудо. Уже к утру Зигмунд был на ногах.

Потом окрестные жители объединились, вычислили мерзавца и накормили его же колбасой, вроде не до смерти. Это хорошо, но собаки с таким диагнозом в нашу клинику восемь лет не поступали.

Значит, мне предстоит повторить волшебство, которому была свидетелем. Ладно, не в первый раз.

Тем временем в шприце уже было 0,8 мл золетила. Масса Зигмунда была килограммов под шестьдесят, а этот волк-оборотень потянет… минимум на девяносто. Значит, нужно в полтора раза больше.

Теперь мне был нужен ассистент. Благо мои вопли о темноте и тишине не прошли даром: вокруг умирающего зверя словно сами собой в землю воткнулись крепкие шесты, на которые все окрестное население побросало кучу тряпок и покрывал. Вышел тесный, но достаточно темный шатер. То что надо...

— Локс, держи его заднюю лапу. Крепко держи, не давай дергаться!

Локс, как выяснилось, отличался понятливостью, реакцией и, к счастью, силой. Он в железной хватке зажал заднюю левую лапу волколака и сел на корточки. Я быстрым движением нащупала мышцу под серой гладкой шерстью и ввела иглу. Так… так, собачка, спокойнее, спокойнее… сейчас… Главное — не ошибиться с дозировкой… но я не ошибусь!

Уже через две минуты судороги начали ослабевать. Мозг волка, отравленный местным аналогом стрихнина, издерганный звуками и светом, медленно погружался в сон. Вот так, хвостатый… поспи. Спи крепко и не просыпайся, пока не поправишься, понял? Я не знаю, как ты сумел дожить до моего появления, но теперь я тебя не отпущу. И плевать, что ты не собака и даже не волк, а непонятный морф. Я все равно тебя вытащу.

— А теперь — полнейшая тишина, — тихо сказала я, очень медленно и осторожно убирая руки от расслабившегося мехового тела. Потом подняла голову и посмотрела на окружающих. Ага. В палатке только Локс, а у входа замерла Долна. Эти поймут. — Любой звук может разбудить его, и тогда снова начнутся судороги, которые рано или поздно остановят его сердце. Джой погибнет. Никаких резких звуков. Вообще никаких звуков. Стонать, страдать, ржать и гавкать — подальше отсюда.

— Да, госпожа лекарка, — благоговейным шепотом ответил Локс, а Долна серьезно кивнула и исчезла, а еще через пару секунд я услышала, как она сердитым шепотом разгоняет толпу взволнованных зрителей. Даже удивительно, какие, оказывается, они дисциплинированные, эти средневековые странные люди-звери. Судя по едва слышным шагам — рассосались в момент. На цыпочках.

 Первоочередное дело сделано, работаем дальше. Только накрою больного еще одним покрывалом, чтобы даже лучик света от входа его не побеспокоил.

После этого у меня на очереди был осмотр трофеев. Благодарить воришку Локса я не собиралась. Но спасибо за литр хлорида натрия в пластиковом баллоне. Когда я работала на дому, на что только его не вешала — на гвозди от картин, торшеры, вешалки. Если рядом с лежанкой пса или кота была голая стена, вешалкой-штативом у меня работал добрый хозяин.

Здесь импровизированным штативом оказалась спиленная ветка, очень удобно торчавшая из шеста-подпорки прямо над головой уснувшего волка.

В баллон надо добавить рибоксин и панангин, чтобы поддержать сердце. Потом я поставила внутривенный синий катетер и подключила капельницу на самом медленном режиме. Искусственный сон — на шесть часов, будет течь жидкость и вымывать яд…

Чтобы процесс был эффективным, чуть позже надо ввести лазикс для стимулирования работы почек.

 А сейчас меня вырубает саму. Черт, там, дома, уже по времени небось ночь прошла и к утру дело двигается. А я еще со вчера спала не больше четырех часов… Нет, так не пойдет. Если я превращусь в сомнамбулу — начну лажать и пострадают пациенты.

— Он будет жить? — шепотом спросил Локс.

— Ты должен мне помочь, — сказала я вполголоса, но как можно отчетливей и настойчивей. — Сейчас я немного подремлю. А ты должен сидеть здесь, не шуметь и сторожить. Если Джой начнет просыпаться, разбуди меня быстрей, чем он проснется. Ты понял?

— Понял, госпожа целительница, — сказал Локс.

Я положила куртку на относительно невытоптанную траву и вырубилась.