На Грани. Книга 2 - Литта Лински Страница 8

— Изгоя, ты хочешь сказать? Не верю, что Дренлелор был способен на подобное. Тем более, змея в ильдовском гербе означает…

— Мудрость и хладнокровие, — перебила девушка. — Знаю, знаю. Говорю же, за последние недели я узнала об Ильдах больше, чем за всю прошлую жизнь.

— Ладно, давай продолжим, — решил он. — Может, часть вопросов отпадет сама собой.

— «С той поры между братьями, доселе жившими душа в душу, пролегла тень недоверия, начались ссоры и разногласия. Вскоре уже и позабылось, с чего все началось, но с каждым днем сильнее ощущали братья, что не в силах править вместе. В гордыне и обидах решили короли поделить страну на две части. Дяде досталась большая часть и условное первенство, зато отцу моему отошли земли со старой столицей…»

— Моему отцу отошли земли со старой столицей! — Элвира осенило. — Значит, автор — дочь Дайра, если считать, что речь все же идет об Ильдах, а похоже, что так оно и есть. Никакая она не принцесса Таира, а…

— Королева Теора! — закончила Альва его мысль.

Ну разумеется. Других детей у Дайра не было. А исковерканное имя, скорее всего, взято для того, чтобы не привлекать к книжке лишнего внимания. Ведь без помощи Энлил ни он, ни Альва в жизни бы не обратили внимания на жалкую книжонку — то ли сказочку, то ли притчу. Почему Теора решила скрыть свои откровения, оставалось непонятным, но в том, что сочинение принадлежит перу легендарно королевы, Торн уже почти не сомневался.

— «В скором времени после разделения державы моя мать порадовала отца известием о том, что ожидает ребенка. Но несчастный мой родитель, которому слова ведьмы медленно разъедали душу и разум, не порадовался этой вести. Вопреки всем традициям стал он молить богинь, чтобы дитя оказалось девочкой. Ибо не хотел король, чтобы продолжался проклятый род, которому суждено сгубить весь мир. Одержимый правитель вбил себе в голову, что они с братом должны стать последними в роду. Между тем у дяди моего было уже двое сыновей. Королева, проклиная себя за то, что когда-то привезла злополучную Суарейю, старалась убедить мужа отказаться от своих безумных мыслей. Даже если и права ведьма, говорила она, мир погибнет через много-много лет, а то и столетий. Что нам за дело до деяний дальних потомков наших, уговаривала королева, мечтающая о наследнике. Мечтам королевы суждено было сбыться, но если бы несчастная только знала, какую боль это ей принесет, то вместе с отцом молилась бы о девочке…»

— Ничего не понимаю! — Торн чуть ли не отшвырнул книгу. — У Дайра и Беанны родилась дочь! Дочь! Теора была единственным ребенком. Но рассказ об Ильдах, я уверен. Все остальное сходится до мелочей.

— «У короля и королевы родился сын. Мой старший брат. Роды были тайными, королеву заблаговременно увезли из столицы. Король заранее принял решение, разрывавшее сердце его жене. Если родится мальчик, ему суждено быть отданным в другую семью и вырасти под чужим именем. Напрасно в слезах взывала королева к супругу, говоря, что сыновья брата все равно продолжат род и отказ от собственного сына ничего, кроме горя, им не принесет. Отец оставался глух к мольбам своей жены, и только светлые богини знают, чего ему это стоило. Одну лишь победу одержала несчастная королева: сына отдали не совсем в чужую семью, а родной сестре королевы. Будучи вдовой, старшая сестра королевы решилась оставить родную страну и жить с моими родителями. Позже она вышла замуж за одного из королевских советников. Именно эта семья и усыновила принца, выдав его за свое родное дитя. Несколько лет спустя у родителей появилась я. Но даже рождение дочери не могло утешить бедную королеву. Королева страдала, лишенная простого женского счастья — быть матерью собственного ребенка. Но тетя моя страдала не меньше. Полюбив дитя, как родного сына, она год за годом делила его с сестрой. Королева все время старалась проводить подле мальчика, пытаясь занять в его сердце больше места, чем та, кого тот считал матерью. Сестры не могли поделить любовь ребенка, как некогда братья-короли не могли поделить власть. Но брат мой был одинаково привязан к обеим своим матушкам. Я тоже любила его как родного, хоть и считала кузеном. Время шло, я росла. Все вокруг были уверены, что у отца нет наследника, и с годами становилось ясно, что и не будет. Вопрос престолонаследия отец решил просто: объявил королевой меня, а королем того, кто был предназначен мне в мужья. Король велел мне перейти в род мужа и тем самым пресек ветвь собственного рода, который почитал проклятым», — Альва, не в силах читать дальше, подняла глаза на Элвира.

Он сам не меньше девушки жаждал обсудить и обдумать услышанное. Значит, у Дайра Ильда был сын, которого лишили не только права наследовать престол, но и собственных родителей. Какую же силу духа и убежденность надо иметь, чтобы так поступить! Вот как раскрывалась тайна, долго время не дававшая покоя дайрийцам и эларцам: почему Дайр не настоял на том, чтобы муж дочери принял ее имя. Вот откуда одержимость старого короля Аритэра и его жажда уничтожить Ильдов. Но что за слепая вера заставляла Дайра и его потомков верить в безумные пророчества? Впрочем, такие ли уж безумные? Вопросы роились в голове Торна, как потревоженные пчелы, а полученные ответы лишь множили количество новых загадок.

Не все из того, что Элвир знал, можно было обсудить с Альвой, а потому он углубился в собственные размышления, которым девушка старалась не мешать. Однако затянувшееся молчание так же, как и усталость, не способствовали ее бодрости. Торн не заметил, в какой момент Альва прикрыла глаза, зато увидел, как голова ее безвольно склонилась, а упавшие светлые пряди скрыли лицо. Осторожно, чтобы не потревожить ее сна, Элвир уложил головку девушки себе на плечо и продолжил читать, теперь уже про себя.

«Но лишить сына власти и обоих детей — имени ему показалось мало. Незадолго до смерти, рассказав мне все, отец заповедал пойти еще дальше по тропе этого безумия. Дети его брата не должны продолжать династию. Если мне не достанет сил причинить вред собственным братьям, пусть это сделают потомки мои, в которых с годами родственные узы ослабнут. Умирая, отец взял с меня две клятвы. Первую я нарушила, ни разу не попытавшись выступить против братьев. Вторую выполнила наполовину. Я скрыла от брата правду о его происхождении, но лишь потому, что открывать ее было слишком поздно и опасно для спокойствия молодой страны, вверенной нашим с мужем заботам. Теперь, на пороге собственной смерти, я раскрываю тайну, хранимую десятилетиями. Но я слаба, сколь бы сильной ни считали меня другие. Не в силах лишить собственных детей трона, я оставляю свое последнее признание на волю богинь. Если кто-то найдет эту странную исповедь, если кто-то поймет, о чем она, если кто-то сочтет нужным изменить устоявшийся порядок, если кому-то достанет для этого сил и власти — сделайте то, что не смогла я. Славу свою мы с мужем стяжали сами, но власть получили не по праву. Трон моей страны принадлежит брату и его потомкам. И пусть богини судят отца, во имя блага мира пожертвовавшего счастьем собственной семьи. Я не вправе осудить или оправдать его деяния. Я не называю своего имени, не называю имени отца и его брата, имен матери и тети… Но я должна назвать лишь одно имя — имя брата. Оритэн. Оритэн Торн».